— Привет, Кейд.
Репортер напрягся и медленно обернулся.
К нему направлялся шериф Джо Шнайдер с неопределенной, как бы незавершенной ухмылкой на мясистом лице. На нем была неизменная униформа цвета хаки и сияющая в отблесках неоновых огней шерифская звезда.
Кейд ждал. Он чувствовал страх, но в то же время думал: «Ладно, сукин сын, давай, можешь начинать свою подлянку, какую ты там задумал, да только завершать ее буду все равно я. Вот у меня где этот ваш вонючий городишко! И когда пятеро ваших ублюдков почувствуют щекотку от петли на шее, они будут знать, кого за это благодарить...» — Отбываем? — спросил Шнайдер, подойдя к Кейду.
— Примерно так, шериф, — ответил Кейд.
— Прекрасно. Погостил, развлекся и домой. Никаких обид.
Кейд промолчал.
— Думаю, тебе немножко неприятно. Но ребята просто перестарались. Знаешь, как это бывает, Кейд. Просто мы не любим негрофилов в нашем городке.
Кейд снова не сказал ни слова.
— Я тут прихватил специально для тебя небольшой сувенир, — продолжал Шнайдер, широко ухмыляясь. — Не можем же мы допустить, чтобы ты покинул нас, не прихватив ничего на память.
Кейд выпрямился, хотя все его тело протестовало. «Вот оно, — подумал он. — Эта сволочь хочет выбить мне зубы. Ладно, переживем, в конце концов, я и за это с вами рассчитаюсь».
Шнайдер вытащил нечто из кармана и держал это двумя пальцами перед лицом Кейда.
Кейд увидел кассету фирмы «Кодак». Он похолодел, кровь отхлынула от лица.
— Да-да. Это та самая кассета, которую ты заснял, — сказал Шнайдер. — Видишь ли, Кейд, дело в том, что ни черта ты не смыслишь в том, что у нас тут происходит. Ты что же, думаешь, нигтер ниггеру — друг, товарищ и брат? Не-а! Если ниггер думает, что он может сделать что-то с пользой для себя, он это делает. Старый Сэм принес эту кассету мне. Рассказал, что ты просил его переслать пленку в «Сан». Ему подумалось, что мне эта штука понравится больше, чем людям из «Сан», и он был прав. Мы позаботимся о Сэме. Такой ниггер заслуживает, чтобы о нем заботились.
Кейд ощутил сильнейший порыв вырвать кассету из рук шерифа и броситься прочь, но он понимал, что это бессмысленно.
— Я тебе скажу, что мы сделаем, — говорил Шнайдер. — Я оставлю у себя пленку, а тебе отдам кассету. Идет?
И он медленно, очень медленно, сантиметр за сантиметром, вытащил пленку из кассеты и бросил ее на пол.
Кейд, опустив голову, смотрел на засвеченные кадры. Это был худший миг его жизни.
«Мне конец, — подумал он. — Я ничего не сделал для Мейтисона. Я совершенно зря рисковал и получал побои. Убийцы останутся ненаказанными. Но какое это имеет значение? Хуана... Адольфо... Эд... Вики... а теперь вот это. Кой черт ему до всего этого? Какое вообще имеет значение хоть что-нибудь?» Он посмотрел на ухмыляющуюся рожу Шнайдера.
— В задницу тебя и твой вонючий городишко!
Кейд повернулся и зашагал к самолету, сопровождаемый радостным ржанием Шнайдера.
Через три с половиной часа самолет коснулся бетонной полосы аэропорта Кеннеди. К этому времени Кейд был настолько пьян, что стюардесса вынуждена была довести его до здания аэровокзала. Ей пришлось его поддерживать, чтобы он не свалился с трапа. Остальные пассажиры, кто с ухмылкой, кто с гримасой отвращения, расступились, давая им выйти первыми.
Уже в здании аэропорта стюардесса, прелестного вида блондинка, озабоченно спросила:
— Вы уверены, что с вами все в порядке, сэр?
Кейд попытался «навести резкость», но ее лицо расплывалось, как в тумане.
— Я в форме, крошка, — сказал он. — Б-благодарю...
Высокий незнакомец в облегающей форме шофера подошел к Кейду. Он дернул головой, отпуская стюардессу.
— Мистер Кейд?
Кейд покачнулся и, чтобы не упасть, ухватил незнакомца за рукав.
— Он самый.