— Что слышно про Берту? — спросил я с надеждой.
— Вышла замуж! Сейчас у них медовый месяц, и они укатили в Европу. У этого ее муженька денег куры не клюют.
Я совсем скис.
Наблюдая, как Чик, засунув руки в карманы, нахмурившись, кружит по палате, я чувствовал, что его распирают дурные новости.
— Что тебя грызет, Чик? — спросил я — Давай выкладывай.
— Помнишь «Уголовный кодекс» Робертсона. — Он вдруг остановился. — У тебя ведь он был, верно?
Ничего не понимая, я смотрел на него прямо в глаза:
— Да. Одному Богу известно, зачем я его купил, я в него давно не заглядывал.
— А полковник забыл свой дома, и он ему срочно понадобился — вынь да положь! Я вспомнил, что у тебя он есть, покопался в твоем ящике для виски и отнес ему.
— Ну хорошо, отнес. И что?
И вдруг сердце у меня екнуло и я похолодел. Я вспомнил, что сунул в этот «Кодекс» копию моего письма, адресованного Сэлби, в котором излагал все, что мне известно про Поффери, пиратский остров и «Аламеду» — все, за что надеялся получить от Нэнси Хэмел сто тысяч долларов. И эту копию я даже не вложил в конверт! Полковник, конечно, ее прочитал! Полковник не дурак. Он сразу понял, какую роль я с самого начала играл в этой истории.
Я увидел, что Чик внимательно смотрит на меня.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Но откуда мне было знать? Гленда поручила сообщить тебе обо всем этом. Господи, Барт! Как ты мог пойти на такое?
— Да уж! — По спине у меня струился холодный пот. — Я болван, Чик, но все выглядело так заманчиво!
Чика передернуло:
— Разве можно этой заманчивости верить? Теперь послушай дальше. Полковник решил не сообщать в полицию. Он сказал Гленде, что не желает марать репутацию агентства.
Мне немного полегчало.
— Молодец-то молодец, но, Барт, он лишил тебя лицензии и уже всех предупредил. Теперь никто не захочет иметь с тобой дело. Мне жаль, но так уж случилось. — Чик протянул мне руку. — Пока, Барт, и желаю удачи.
Он ушел, а я продолжал сидеть у окна и смотреть вниз на шумную улицу. Меня обуял страх. Без лицензии мне деваться некуда, остается только безработица.
Господи! Было от чего впасть в уныние!
Позже зашел хирург. Улыбаясь, как гиена, он сказал, что дня через два я могу отправляться домой. Если вести себя осторожно, через месяц буду как новенький.
Но я-то знал, что ничего хорошего не будет. Когда я остался один, мои мысли заметались, как перепуганная белка в колесе. От голодной смерти меня отделяют две тысячи долларов, Нужно заплатить за лечение. Нужно искать работу.
Так я промучился два дня и две ночи, почти не спал, но все равно не мог придумать, как заработать деньги. А ведь я должен жить по своим стандартам.
Перед выпиской мой верный друг Чик прислал мне чемодан с одеждой, которую он нашел у меня дома, и подогнал к больнице мою машину. К вещам были приложены пятьдесят долларов в конверте и записка:
«Это в последний раз. Мне жаль, что дальше не смогу тебя финансировать, мне будет этого недоставать, старый дружище!» Я поехал к себе домой, настроение было хуже некуда. Открыл входную дверь и застыл на пороге. Моя гостиная превратилась в оранжерею: всюду стояли цветы. Над каминной полкой был натянут плакат «Добро пожаловать домой, негодяй несчастный!».
Я прошел через гостиную и распахнул дверь в спальню. На кровати в соблазнительной позе лежала совершенно голая Берта.
— Тебя, кажется, подстрелили? — спросила она. До чего же я обрадовался, увидев ее!
— Подстрелили, — подтвердил я, прикрывая за собой дверь.
— И куда попали?
— Не туда, куда ты думаешь! — усмехнулся я и начал раздеваться.