— Написал завещание? — спросил Джек Керман, наблюдая, как я привожу в порядок свой пистолет. — Надеюсь, ты мне оставил часть денег? Уж ты поверь, я найду им достойное применение. У моей подружки большие запросы.
— Помолчи, Джек, — оборвала его Паула. Они оба старались не выдать беспокойства, которое было в глазах Паулы. — Неужели нельзя вести себя прилично?
— Да замолчите вы оба! — разозлился я. — Ваши разговоры нагоняют тоску. Лучше еще раз оговорить все детали. За домом, вероятно, установлено наблюдение, — напутствовал я Кермана, — и ты не должен «засветиться». Потом я сообщу, куда мы едем. Выжди пять минут и отправляйся следом, убедившись, что нет хвоста. Что бы ни произошло, не смей показываться, разве только в случае перестрелки. Тогда я разрешаю тебе принять участие в призовых стрельбах.
Керман поперхнулся.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что ты можешь принять участие в снайперской стрельбе из пистолета.
— Я так и понял! Судя по всему, мне необходимо писать завещание...
— И ради всего святого, постарайся стрелять результативно, — сказал я, посмотрев на часы. Сунув пистолет в плечевую кобуру, я встал. — Пора отправляться. Паула, если до двенадцати ты не получишь от нас известий, звони Мифлину и все расскажи ему.
— Надеюсь, это не понадобится, — сказал Керман с обеспокоенным видом.
— Будь осторожен, Вик, — попросила Паула.
Я потрепал ее по плечу.
— Я не понимаю... Ты не задумываясь послала меня на квартиру к наркоманам, а теперь беспокоишься о таком пустяковом деле... Не вешай носа, Паула. Подумай о деньгах, которые мы заработаем.
— Не делай глупостей, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — И ради бога, не пускай пыль в золотые глаза богатой блондинки.
— От твоих советов я начинаю нервничать, — проговорил я. — Пошли, Джек!
Мы вместе прошли по коридору в лифт.
— Как ты думаешь, можем мы успеть пропустить по стаканчику? — с надеждой спросил Керман, когда мы опускались вниз.
— Нет, но в машине целая пинта. Только не делай никаких ошибок, Джек. Дело может обернуться плохо, если в нужный момент у тебя задрожат руки.
Керман поежился.
— Мне это дело уже не нравится, хотя руки пока не дрожат.
Он влез в бьюик и присел на корточках между сиденьями. Я набросил на него коврик.
— Как ты думаешь, сколько мне придется просидеть здесь? — спросил он, высовывая голову.
— Часа три-четыре. Не больше.
— Здесь жарко, как на экваторе.
— Вечером будет прохладнее, — безжалостно сказал я, садясь за руль машины. — Бутылка виски поможет тебе скоротать время, только не кури.
— Не курить? — ужаснулся Керман.
— Ты можешь быть серьезным? Пойми, если тебя заметят, то непременно прирежут.
Это его утихомирило.
Я поехал по частной дороге, ведущей в «Оушн-энд». Плавно обогнув поворот подъездной аллеи, я остановился в ярде от балюстрады. В мягких сумерках дом выглядел весьма привлекательно, как, впрочем, и любой дом, который стоит миллион. У главного входа стоял знакомый мне большой черный кадиллак. Неподалеку китайцы-садовники старательно срезали с кустов засохшие розы. Сад был расположен террасами, и на них, позади бархатистой зеленой лужайки, стояли ярко-розовые фламинго — почтовая открытка с африканским пейзажем.
Все было в этом доме, кроме счастья...
Я взглянул на дом. Окна закрыты зелеными ставнями, над входом трепещет тент в зеленую и кремовую клетку.