Застучав стиснутыми кулачками по коленям, она воскликнула:
— А мне не важно, на что это смахивает! Я просто хочу знать, что вы будете делать, когда он предъявит свои требования!
— Подождем, пока он их предъявит.
Она откинулась назад, в прищуренных глазах мерцало пламя.
— Вы, наверное, уже сами не рады, что согласились взять вину на себя. Уже, небось, жалеете, что пообещали. Только слово не воробей, теперь уже поздно.
— Интересно, вы о ком-нибудь, кроме себя, хоть иногда думаете? Ведь с той секунды, как началась вся эта канитель, вы обо мне даже ни разу не вспомнили, — отчеканил я, не скрывая неприязни. — Вас беспокоит одно: как вывернетесь из этой заварухи вы.
— Если бы не вы, я не попала бы ни в какую заваруху, — сказала она холодным, бесстрастным голосом. — Почему же теперь я должна думать о вас? — Она отвела глаза и добавила:
— Это вы во всем виноваты. С самого начала.
Внутри у меня все закипело, я едва сдержался.
— Вы так считаете, Люсиль? Значит, во всем виноват я, а вы просто невинная овечка? Вы ведь с самого начала знали, что поступаете нехорошо, когда уговаривали меня научить вас водить машину. А на уединенный пляж разве я предложил ехать? Нет, вы. Да на моем месте любой мужчина решил бы, что перед ним самая обычная похотливая кошечка и долго уговаривать её не надо.
Лицо её пошло пятнами.
— Как вы смеете!
— А-а, бросьте, — махнул рукой я. — Не будем ссориться. Я обещал не вмешивать вас в это дело, и, если это будет в моих силах, я обещание сдержу.
Она подалась вперед, лицо злое, побелевшее.
— Да уж будьте любезны, сдержите! Я не желаю терять Роджера, не желаю идти в тюрьму только потому, что вы вели себя как животное.
Поднявшись, я прошел к окну и остановился к ней спиной. Меня охватила такая злость, что лучше было не выражать её словами.
— Я уезжаю, — сказала она после долгой паузы. — Не желаю больше об этом думать, оставляю все целиком на вас. Дали слово, вот и держите его!
Я повернулся.
— Советую выбросить эти дурацкие воздушные замки из головы, — твердо сказал я. — Потому что это уже слишком. Вы просто-напросто эгоистичная, расчетливая, вздорная сучка. Мы с вами связаны одной веревочкой, поймите это, иначе прозрение может оказаться слишком тяжелым.
Она вскочила на ноги.
— Дура я, что вчера ничего не сказала Роджеру. Но ещё не поздно, я ему все расскажу сейчас!
Я уже переступил черту, и мне было все равно. Я улыбнулся.
— Ого! Это интересно! Какой реакции вы от меня ждете? Что я буду ползать перед вами на коленях и умолять этого нс делать? Ну, нет, если вы уж так хотите взять в соучастники вашего драгоценного влиятельного Роджера, я согласен, только я поеду с вами и сам расскажу ему, как все было. Я расскажу, как вы навязали мне знакомство, как просили меня научить вас водить машину, как предложили поплавать при луне, как пытались напроситься ко мне в гости и надеть для маскировки темные очки и шляпу с большими полями. А когда я предложил, чтобы вы попросили у него разрешения провести день со мной, вы сказали, что он ревнивый и глупый. Так что я не против, поехали. Расскажем вашему муженьку все, как было, уверен, ему это понравится.
Она хотела что-то возразить, но не сказала ни слова. Взбешенная, сжав кулаки, она смотрела на меня горящими глазами.
— Если вы раздумали, оставайтесь здесь, — сказал я. — Я поеду один. С меня довольно. Уж кому-кому, а вам я себя шантажировать не позволю — это точно! И если вы вздумали поблефовать, я готов, только учтите, в проигрыше останетесь вы!
Она растерялась. Я пересек гостиную, вышел в холл и открыл парадную дверь.
— Чес... подождите...
Она бросилась за мной и в дверях схватила меня за руку.
— Не надо... прошу вас...
— Каким же я был кретином, — сухо произнес я, — что позволил себе влюбиться в вас. Пустите меня! По-хорошему вы не захотели, что ж, значит, будет по-плохому!