На какое-то мгновение я разомлел, а затем усилием воли заставил себя оттолкнуть ее.
— Давайте обойдемся без этого. Сохраним чисто деловые отношения.
Она чуть наклонила голову, не сводя с меня взгляда.
— Я тебе не нравлюсь?
— Вы очень милы. И хватит об этом.
Она усмехнулась и отошла на несколько шагов.
— Ну? Как я тебе?
— Все отлично. Если вы наденете солнцезащитные очки, вас вообще никто не узнает. — Вытащив из кармана носовой платок, я вытер вспотевшие ладони. — Оставьте платье и парик здесь. Встретимся послезавтра, в девять вечера.
Она кивнула и пошла в спальню, оставив дверь полуоткрытой. Я закурил и присел на краешек стола. Затем она позвала:
— Гарри... Я не мигу расстегнуть «молнию».
Я вдавил сигарету в пепельницу, но не двинулся с места. Лишь гулко стучало сердце.
— Гарри...
Я встал, подошел к двери, запер ее на ключ. Затем выключил свет и направился в спальню...
***
У нашего бунгало стоял «бьюик» Реника, поэтому через открытые ворота я проехал прямо в гараж.
Меня словно ударило током, когда я увидел «бьюик». Я не встречался с Реником с тех пор, как он подвез меня от тюрьмы, и забыл даже думать о нем. Зачем он приехал?
И тут кровь бросилась мне в лицо. Нина, должно быть, сказала ему, что я по ночам считаю машины. Он мог без труда выяснить, что я лгу. А мне не хотелось связываться со служителями закона, особенно теперь, в преддверии похищения.
Кроме того, меня мучила совесть. Я сожалел о том, что поддался чарам Одетт. Наша близость не доставила радости. Она отдалась лишь для того, чтобы показать свою власть надо мной и презрение к мужчинам.
— Увидимся послезавтра, — сказала она на прощание из темноты, — счастливо, — и ушла, оставив меня в постели, клянущего весь свет, ее, но в первую очередь себя.
Когда за ней захлопнулась входная дверь, я встал, достал диктофон, снял кассету с пленкой. Потом принял душ, прошел в гостиную и один за другим выпил два стаканчика виски. Но ни душ, ни виски не заглушили чувства вины. Я предал Нину, а она изо дня в день гнула спину, чтобы удержать нас на плаву.
По дороге я медленно подошел к бунгало, достал ключ, открыл дверь. Часы в холле показывали без десяти одиннадцать. Я услышал голос Реника и ответный смех Нины.
С Реником мы дружили двадцать лет. Мы вместе учились в школе. Он был хорошим, честным полицейским, а теперь начал работать у окружного прокурора, занял важное положение в этом городе, получил хорошее жалованье. Если бы наш план похищения рухнул, расследованием занялся бы он, а я знал, что Реник далеко не дурак, а, наоборот, блестящий специалист. Работая в газете, мне приходилось частенько сталкиваться с полицейскими. Реник мог дать фору каждому из них. Возьмись он за расследование, и меня ждали бы крупные неприятности.
Я собрался с духом и открыл дверь.
Нина раскрашивала большую садовую вазу, стоящую на ее верстаке. Реник, с сигаретой в руке, сидел в кресле.
Увидев меня, Нина бросила кисточку, подбежала ко мне, обняла и поцеловала. От прикосновения ее губ меня чуть не передернуло. Я еще помнил горячие животные ласки Одетт. Я осторожно отстранил ее, обнял за талию и попытался улыбнуться поднимающемуся из кресла Ренику.
— О, привет, Джон. — Я протянул руку. — Куда ты запропастился?
Полицейский всегда оставался полицейским. По его недоуменному взгляду я понял, что он почувствовал что-то неладное. Но пожал мне руку и тоже улыбнулся.
— Это не моя вина, Гарри, — ответил он. — Меня на целый месяц загнали в Вашингтон. Я только что вернулся. Как ты? Я слышал, ты нашел работу?