— Нужно было не скрывать от этого доходяги, что мы видели разыскиваемого ими здоровяка, — проговорила Мира, переводя дыхание. — Неужели вы боитесь?
— Здесь есть чего бояться. Я прожил среди этого народа достаточно долго, чтобы понять — нельзя вмешиваться в дела, тебя совершенно не касающиеся. Это всегда мне помогает, и какие-либо доводы не заставят меня изменить эту точку зрения.
Я гнал машину на предельной скорости в направлении Орисабы.
— Вы видели физиономию верзилы, когда я показала ему змею? — Мира расхохоталась.
— Да, и слышал его угрозы. Эта история с выстрелом...
— Ну и что?
— А ведь он способен сдержать свое обещание и потом преспокойно отправиться спать. В нашу следующую встречу с ним я вначале начну стрелять, а уж потом побеседую на отвлеченные темы.
Мира больше ничего не сказала, и весь оставшийся путь мы проделали в молчании.
Богль сидел на веранде, занятый созерцанием бутылки с пивом.
— Откуда вы взялись? — удивленно произнес он, поднимаясь. — Дон уже решил, что вы удрали. Он очень волнуется.
— Вам лучше оставаться в темноте, Сэмюэль, — не преминула уколоть парня Мира. — Свет вас не красит.
Богль смотрел на удаляющуюся девушку со злобной усмешкой.
— Однажды она допрыгается, — угроза в его голосе была очевидной. — Я всегда это знал, а теперь убедился еще больше, что блондинкам нельзя доверять. Имел я одну с такого же цвета волосами. У нее был самый прекрасный ротик, но если бы вы слышали прозвища, которыми она меня награждала!
Обнаружить такую чувствительность в Богле было поистине удивительно, но я не стал показывать свое удивление.
— Ваша личная жизнь надрывает мне сердце, — посочувствовал я и зевнул. — Где Док?
— Набивает себе пузо. Я отказался разделить с ним трапезу, но сейчас и сам не прочь перекусить.
— Я как раз собираюсь этим заняться. Присоединяйтесь ко мне, — предложил я.
— Лучше жрать в одиночку, чем переносить оскорбления этой грубиянки, — мрачно сказал он. — Спасибо, старик, но для хорошего пищеварения мне нужен полный покой.
— Как скажешь, — я повернулся и ленивой походкой направился к шезлонгу. Не успел я устроиться там, как на веранду поднялся маленький индеец с деревянным ящичком. Это был плохо умытый парнишка, одетый в грязную, бывшую когда-то белой, рубашку и рваные брюки. Он в раздумье посмотрел на Богля, который состроил ему одобрительную гримасу.
— Привет, сынок, — сказал Богль. — Пришел поздороваться с дядюшкой Сэмом?
Мальчуган посмотрел на него, склоняя голову то к одному, то к другому плечу, потом двинулся вперед, шаркая босыми ногами.
— Люблю я ребятишек, — заявил Богль, ковыряя спичкой в зубах. — Милый малыш, не так ли?
Остановившись перед Боглем, он поставил ящичек на пол и спросил с надеждой в голосе по-испански:
— Почистить, Джонни?
— Ну, ну, не пугай дядюшку Сэма, — засмеялся Богль. — Подойди ближе и скажи, чего же ты хочешь.
Мальчишка был не из храбрых, но все же переставил свой ящичек поближе и повторил: «Почистить, Джонни?» — Что он говорит? — спросил Богль, глядя на меня.
— Он предлагает почистить вам башмаки, — объяснил я, забавляясь разыгрываемой сценкой. — Стадию салонной болтовни этот шалопай уже прошел. Единственное, что его интересует, — так это ваши деньги.
Богль искренне огорчился.
— А я думал, что это несчастный мальчуган, оставшийся без родителей.
— Почистить, Джонни, — на испанском монотонно повторял малыш.