— Что, петушок, покукарекать захотелось? — спросила она холодно и резко.
— Конечно. Покукарекать и попрыгать. Скажите только, если для вас это слишком быстро.
— Если вас не устраивает моя манера, можете отправляться на место, — сказала она, распаляясь. И тут Миклем перешел на итальянский.
— Я сам знаю, как мне надо поступать, и не тебе, шалава, меня учить!
Досада, раздражение, усталость — все это внезапно исчезло с лица брюнетки. Ее взгляд вспыхнул, красные, чувственные губы раздвинулись в белозубой улыбке.
— Как вы узнали? — спросила она. — Вот уже год, как никто не говорил со мной на родном языке!
— Я умею читать мысли, — улыбнулся в ответ Дон.
— Да вы пьяны, — надула губки девушка.
— Вот это мысль! А что если нам прекратить это топтание и заняться чем-нибудь поинтересней в другом месте?
— Как хотите. Но в любом случае это будет стоить фунт в час.
— Об этом не беспокойтесь, — заверил ее Миклем. — Я набит деньгами, как мешок инкассатора. Что вы хотите?
Она заказала неизменную бутылку шампанского, а Дон — вторую порцию виски. Когда напитки были оплачены, Миклем спросил девушку, откуда она родом.
— Из Неаполя, — сказала она. — Я вышла замуж за американского солдата, который зачем-то притащил меня в Лондон. Мы прожили здесь две недели, а потом он перевернулся вместе со своим такси и помер от разрыва сердца.
— Скверная история, — сочувственно вздохнул Дон. Она пожала плечами.
— Ничего особенного. Я была рада, что избавилась от этого слизняка.
— Вы, должно быть, вышли замуж совсем молоденькой? Она расхохоталась.
— Мне было пятнадцать лет. В семье моих родителей было восемнадцать человек: ничего себе семейка, да? А жили мы в четырех комнатах. Я была счастлива удрать из дома. — Она заинтересованно посмотрела на Дона. — А вы американец, да? Где вы научились так хорошо говорить по-итальянски?
— Мой отец провел во Флоренции почти всю свою жизнь... Как вас зовут?
— Зовите Джиной.
Они принялись вспоминать Неаполь. Девушка, похоже, редко встречалась с земляками, и теперь не могла наговориться.
Когда она прикончила половину бутылки и сделалась мягкой и доверчивой. Дон неожиданно спросил:
— Кстати, как поживает Эд?
Джина продолжала улыбаться, но взгляд ее сделался тревожным, а через несколько минут, когда смысл вопроса дошел до нее как следует, лицо ее вновь превратилось в невыразительную маску.
— Какой еще Эд? — спросила она.
— Мне нужно поговорить с ним. Где он?
— А я-то откуда знаю? — она протянула руку за сумочкой.
— Мне нужно спешить, я не могу рассиживаться тут с вами.
— Не спешите, — улыбнулся Дон. — Я хочу сделать Эду одно чрезвычайно выгодное предложение. Это очень срочно. А для того, кто мне поможет его найти, у меня есть пятьдесят фунтов.
Ее глаза потеплели.
— Вы хотите сказать, что я получу пятьдесят фунтов, если скажу, где он сейчас? — она в упор поглядела на Миклема.