— Но почему?
— Вижу, что мне не остается ничего другого, как рассказать тебе все. Не исключена возможность, что Крис способен на насилие...
Валери поднялась и подошла к окну. Она стояла молча продолжительное время, потом, наконец, заговорила:
— Доктор Густав действительно сказал, что он способен на насилие? — Она обернулась, и Трэверс заметил решимость в её взгляде.
— Да. И если ты хочешь посещать Криса, тебя одну с ним не оставят.
— Ничего не понимаю! Ведь я все время была с ним одна. Разве теперь выяснилось что-то новое?
— Боюсь, что да. Эта внезапная потеря памяти — тревожный признак. Вполне возможно, что во время следующего приступа он станет опасным. Я не особенно разбираюсь в таких вещах, но доктор Густав опасается мании убийства. Следовательно, ты с ним сможешь видеться только в присутствии медсестры. Захочешь ли ты встречаться с ним в такой обстановке?
— Я буду посещать его в любом случае.
— Дитя мое, ты так любишь его?
— Да... Окажись я на его месте — он бы никогда меня не бросил. Но не будем больше говорить об этом — я остаюсь.
Трэверс встал.
— Тогда я сейчас отправлюсь. Возможно, я ещё попаду на более ранний самолет. Поддерживай со мной связь. Не представляю себе, как ты будешь жить одна! Может, ты захочешь вызвать к себе подругу, чтобы было веселее? Хотя... вероятно, ты это устроишь сама...
— Не беспокойся обо мне, отец, я предпочту жить одна.
— Ты не одна, Вал, — у тебя есть отец, — Трэверс бросил на неё полный надежды взгляд. — Ведь так, не правда ли?
— Конечно, отец.
Однако по выражению её лица он понял, что не сможет вытеснить Криса у неё из сердца... что она не вернется в родительский дом...
* * *
Ли Харди был давно известен полиции. Его знали как нечестного игрока, зарабатывающего много денег, но достаточно ловкого, чтобы не преступать закон.
Терелл с Бейглером сидели в кабинете на Семнадцатой авеню. Бойкая блондинка, обслуживающая группу телефонов, сообщила им, что Харди на ипподроме.
Через некоторое время она доложила, что он отправился домой, и полицейские поехали на Веймс-драйв, где Харди снимал четырехкомнатную квартиру с видом на море.
Харди сам открыл дверь. Это был высокий брюнет крепкого сложения, загорелый, с выпуклыми голубыми глазами и ямочкой на подбородке. От таких мужчин женщины обычно без ума. Он устремил на полицейских холодный твердый взгляд и вдруг широко улыбнулся. Из распахнутого, красного с золотом халата виднелась волосатая грудь, на ногах были красные кожаные туфли.
— Шеф! Вот это сюрприз! Входите, пожалуйста, вы ещё не были в моей скромной хижине! Заходите, заходите и вы, сержант.
Полицейские вошли в просторную комнату, обставленную роскошной мебелью. Из окна открывался прекрасный вид на террасу и бухту. Одна стенка была сплошь застеклена, и на ней цвели вьюны и орхидеи всех оттенков и форм. Преобладающими цветами в комнате были белый и лимонно-желтый.
На широкой бело-желтой софе возлежала девица. Она была довольно красива, её черные волосы спадали на загорелые плечи. Короткая белая накидка позволяла видеть почти всю её грудь и стройные загорелые ноги.
Бейглер дал бы ей года 23 — 24. Довольно привлекательное личико её напоминало мордочку пекинеса.
— Это Джина Лонг, — представил подружку Харди. — Она поддерживает мне кровяное давление. — Он засмеялся, довольный своей шуткой, и обратился к девице:
— Сиди спокойно, Джин, это джентльмены из полиции.
Красотка внимательно осмотрела обоих полицейских, уютнее устроилась на подушках. Своей маленькой красивой рукой она взяла бокал джина, налила туда немного лимонного сока и демонстративно отвернулась к окну.