— Во сколько?
— Около девяти.
— А ты не можешь вспомнить точнее? Черт бы тебя побрал! Точнее!
— Чед, дорогой, мне больно. Что я сделала такого?
— В котором часу ты звонила? — завопил я.
— В начале десятого. Минут в двадцать десятого.
— И ты слышала, что я диктую письмо?
— Да. Ты меня пугаешь. Случилось что-то плохое?
— Заткнись! Значит, ты позвонила позавчера в двадцать минут десятого, да?
Она кивнула головой.
— А кто снял трубку?
— Наверное, она. Та девушка, которую ты.., с которой ты...
— Женский голос?
— Да.
— Что она сказала?
— Я спросила тебя. Она сказала, что тебя нет. Но я слышала твой голос. Ты диктовал деловое письмо. Я решила не мешать тебе, поэтому не стала настаивать. А она положила трубку.
Я отпустил ее. Мне было так плохо, что ноги подкашивались.
— Чед, дорогой!
— Заткнись, черт бы тебя побрал!
Она соскочила с кушетки и бросилась к бару. Надо отдать Глории должное, она знала, как поступать в критических случаях. Огромный стакан виски, который она мне всунула в руку, уложил бы даже мула.
Я выпил виски, как воду. Не забери Глория пустой стакан из моей дрожащей руки, я бы его выронил.
— Господи, как ты меня пугаешь. Что стряслось, Чед? На тебе лица нет!
Виски чуть прояснило мне голову.
Я посмотрел на Глорию.
— Ты уверена, что слышала, как я диктую письмо?
— Да. Что-то насчет «Конвей Симент».
— А женский голос тем не менее сказал, что меня нет.
— Да.
— Ты хорошо ее слышала?
— Да. Хотя она.., она нервничала. Ее голос прерывался.