— Кто он? — резко спросил он.
— Мой друг, — настороженно ответила она, чувствуя, что надо еще что-то добавить. — Он был добр ко мне.
— Это мне пока ни о чем не говорит. Кто он? Что с его ногой?
— Он упал и сломал голень, но я вправила кость, и теперь, думаю, все будет в порядке. Крейн нахмурился.
— Я буду очень рад вам помочь. — Он дотронулся до нее, чтобы она поняла.
Его прикосновение неожиданно показалось ей очень приятным. Это было такое странное, не знакомое для нее чувство, что она вспыхнула.
— Я смогу вам помочь, если вы мне скажете правду, — сказал он, не замечая ее смущения. — Кто вы? Что вы оба делали здесь? Какого рода у вас неприятности?
Она страстно желала рассказать ему все, чтобы разделить ответственность, но знала, как зол будет Эллис и как он будет кричать, что она предала его.
— Оставьте меня одну, пожалуйста, — попросила она, внезапно испугавшись. — Мне не нужна ваша помощь. Я хочу остаться одна. Пожалуйста, уходите. Он покачал головой:
— Не волнуйтесь. Хорошо, я больше не буду задавать вам вопросы. Но я не оставлю вас. Вы не справитесь одна. Вы думаете, что справитесь, но это невозможно. Если вы не найдете крова и не окажете своему другу медицинскую помощь — он умрет. Мне кажется, у него воспаление легких. — Он внимательно посмотрел на нее. — Вы ведь не хотите, чтобы он умер?
Она кивнула:
— Да. Он был добр ко мне, и я обещала, что он не умрет.
— «А обещание — это обещание»... — повторил он ее слова. Он снова посмотрел на Эллиса. — Я бы и не подумал, что он может быть к кому-то добрым: у него на лице столько жестокости.
Она знала, каким жестоким мог быть Эллис, но теперь это не имело значения. Он помог ей, когда она нуждалась в помощи.
— Вы должны действовать, — резко сказал Крейн. — Местный инспектор не простачок. Он не поверит тому, что я рассказал Роджерсу. А кроме того, он обнаружит, что из клумба исчезли носилки. — Он задумчиво посмотрел на Эллиса. — Этот парень определенно умрет, если вы не позаботитесь о нем. Вы возьмете носилки у ног, а я — у изголовья. Не думаю, что это будет слишком тяжело для вас. Раз вы уж одна дотащили его сюда...
Грейс колебалась.
— Куда мы пойдем?
— Ко мне. Это здесь. По крайней мере, другого места я не знаю, а вы?
— Нет, — медленно ответила она.
— Тогда пошли.
Она все еще колебалась. Что скажет Эллис, очнувшись в незнакомом доме? Она содрогнулась, вспомнив его взгляд и его слова.
Но Крейн мягко сказал:
— Другого выхода нет. — Он был терпелив и добр и понимал, почему она колеблется.
Она кивнула и взялась за носилки. Они были тяжелыми, но все же ей было гораздо легче, чем раньше. Она шла по узкой тропинке. Носилки тянули ее вниз, но она упрямо боролась с усталостью. Ей было бы очень приятно услышать бодрые слова Крейна, и уже который раз за этот день она прокляла свою глухоту. В конце тропинки она увидела дом, крытый красной черепицей, и поняла, что это и есть дом Крейна.
— Да, — обернулся к ней Крейн. — Все хорошо. Там никого нет. Идите смело, мы никого не встретим.
Она продолжала идти. Вскоре они достигли ворот перед домом. Она хотела остановиться, опустить носилки и отдохнуть.
— Чем скорее мы внесем его в дом, тем лучше, — понял ее Крейн. — Здесь редко ходят люди, но все же надо быть осторожными.
Эллис неожиданно застонал. Крейн изумленно посмотрел на него. Эллис приподнял голову. Они поставили носилки, и Грейс подбежала к Эллису. Он не узнал ее и снова закрыл глаза.
— Идемте быстрее, — сказал Крейн, и они снова взялись за носилки.
Дорога к дому вилась между деревьями. Грейс осмотрела дом. Это было белое бунгало, крытое красной черепицей. Рамы окон тоже были окрашены в красный цвет. Дом ей понравился. Он стоял в саду, а перед домом была большая зеленая лужайка. У двери они остановились, и Крейн опустил носилки.