Внезапно ему показалось, что комната страшно тесная. Ему пришлось обогнуть кресло, в котором она сидела, чтобы подойти ко второму. Сел и притворно зевнул. Он понимал — сейчас не время затевать с ней разговор о расставании. Никогда прежде Гарри не видел у нее такого лица. Он сидел и чертыхался про себя. Сейчас, пожалуй, надо постараться смягчить, успокоить ее и выложить все потом, после еды.
— Давай-ка лучше пойдем перекусим, — сказал он. — А ты что весь день делала? Купалась?
Она повернула голову и встретилась с ним глазами. И снова его пробрала дрожь. Любовь, которую он прежде всегда читал в ее глазах, исчезла. Казалось, на него смотрит совершенно незнакомый человек.
— Нет, не купалась, — ответила она. Голос звучал надтреснуто и жестко.
— И зря. Тебе пошло бы на пользу. Пойдем поедим. Я проголодался. А ты?
Она пристально посмотрела на него.
— Ну, и как она, Гарри? — спокойно, даже слишком спокойно спросила она. — Оправдала ожидания?
Он замер. И тут жаркая волна гнева захлестнула его.
— Ты это о чем?
— Как она в любви? Тебя устраивает? А ты ее?
Гарри поднялся.
— Заткнись! — рявкнул он. — Я не намерен слушать весь этот бред!
— Почему бред? Ты же всегда гордился, какой ты замечательный любовник, разве не так? Почему же я не могу спросить, устроила ли она тебя?
— Говорят тебе, заткнись, значит, заткнись!
— Только не говори мне, что ты в нее влюбился, — продолжала Глория. — В это мне трудно поверить. Единственный человек в мире, к которому ты способен испытывать это чувство, это ты сам. Просто в ней есть новизна, молодость, свежесть, верно, Гарри? В отличие от меня. Дешевой, опостылевшей мелкой шлюшки, которая на какое-то время привлекла твое внимание. Разве не так?
Гарри с размаху ударил ее ладонью по лицу. Так сильно, что голова у нее откинулась назад. Она не двинулась с места, только вся сжалась и сидела неподвижно, уставившись на него; лицо — мертвая белая маска.
— Я предупреждал тебя, заткнись, — сказал он, стоя над ней. — Напросилась, вот и получила. Теперь слушай. Я хотел расстаться с тобой по-хорошему. Но после всего этого мне плевать! Между нами все кончено. Собирай свои вещи и проваливай! Я с тобой покончил, раз и навсегда. Я не шучу. Дам тебе тысячу долларов и вали отсюда! Поняла?
Она смотрела на него, глаза ее сверкали.
— Никуда я не пойду, Гарри, — произнесла она еле слышным, похожим на шелест голосом.
— Нет, пойдешь! — крикнул он. — И придется тебе с этим смириться. Между нами все кончено. И тебе нечего здесь больше делать. Кроме того, так будет безопаснее. Если Борг до сих пор идет по следу, то нам лучше разойтись в разные стороны. Ты сама по себе, я сам по себе. Если желаешь, можешь сегодня здесь переночевать, я согласен. Перейду в другой домик. Но только, чтобы завтра утром в мотеле и духу твоего не было. И мне плевать, куда ты пойдешь. Подцепишь нового хахаля, вот пусть он о тебе и заботится. У тебя будет тысяча долларов, как раз хватит, прежде чем он тобой займется!
Лицо ее окаменело.
— Тебе так просто от меня не избавиться, — тихим, но жарким шепотом произнесла она. — Никуда я отсюда не уйду.
Он смотрел на нее, ему не нравился холодный огонек, мерцавший в ее глазах.
— Не валяй дурака. Не останешься же ты здесь, зная, что я этого не хочу.
Она не ответила.
— Послушай, ты, идиотка, ну неужели ты не понимаешь, что я с тобой завязал? — он повысил голос.
— Не завязал, Гарри.
Он видел, как на ее щеке медленно проступали красноватые следы его пальцев. Ему стало стыдно, и он отвернулся.
— Завязал, — сказал он. — Да что ты, в самом деле? По-английски, что-ли, не понимаешь?!
— Ты только думаешь, что завязал, на самом деле — нет.