1
Она лежала на постели очень тихо, смутно сознавая, что ей следует быть не здесь, ей следует заниматься чем-то очень важным, но чем – она не могла припомнить.
Она пошевелила своими длинными ногами, ощущая гладкость постельного белья. Что ей нужно сделать? Нечто… Что это было? Она не могла припомнить. Была какая-то слишком большая неприятность. Все было слишком большой неприятностью.
Вдалеке прозвучала корабельная сирена, этакий негромкий мягкий вой. Ее сердце ощутило удар, но она не шевельнулась. Теперь она вспомнила. Судно, конечно. Оно отплывало в два часа. Они неоднократно повторяли, что не будут никого ждать. Что-то произошло в Гаване. Они не сказали, что именно. Они даже не допускали, что это произойдет, но по жестам, по тревожным взглядам, по их волнению можно было понять, что нечто должно произойти и могло быть неприятным.
Низкорослый рябой стюард, подавая ей пальто, подчеркнул, что необходимо быть на борту к полуночи. Он был мил, невзирая на следы от оспы, и она постаралась уверить его, что вернется гораздо раньше. Она бы так и сделала, если бы не встретилась с Лейси.
Она беспокойно пошевелилась. Лейси. Она увидела его накануне вечером. Высокий, очень элегантный в своем белом вечернем костюме. На него было приятно смотреть. Любая женщина подумала бы так же про его худощавое лицо, полные губы и насмешливый, циничный взгляд.
Он сел на судно у Багам. Женщины заговорили о нем, как только он вступил на борт. Это был мужчина того самого сорта. Она прижала пальцы к вискам. Как болит голова. Господи! Она, должно быть, была сильно навеселе. Настолько навеселе, насколько и без ума… Должно быть, очень, очень выпивши. Заснуть бы сейчас крепко-крепко. Но она начала вспоминать, и, по мере того как картины предшествующей ночи возникали в ее памяти, сон отступал.
О да. Он был ужасно мил. Это было чистейшее совпадение, что он засобирался на берег в тот момент, когда она вступила на переходный трап. Она собиралась осмотреть Гавану вместе с мистером и миссис Скиннер. Очень милые люди – пожилые, добродушные и безопасные, – милые люди.
Лейси они показались смешными. Он покачал головой за их спинами, когда они готовились увести ее по дорожке вдоль ярко освещенной набережной Гаваны. Он выступил вперед. Это было проделано так гладко. Она не могла припомнить, что он тогда сказал, но, должно быть, нечто абсолютно гладкое и правильное, потому что Скиннеры ушли, улыбаясь. Они даже оглянулись и помахали ей рукой, оставив ее наедине с ним. О да, она должна была не сомневаться, что все было проделано аккуратно и умно. Он повел ее в сердце Гаваны. Казалось, он знал все необыкновенные места. Он водил ее не по шумным представлениям, а по маленьким кафе и гостеприимным домам, как будто он был владельцем всего этого.
Он мило разговаривал с ней. Бессознательно она начала скручивать простыню в тугой длинный канат. Да, он разговаривал. Сперва он говорил забавные вещи. Он добился того, чего добивались очень немногие, он заставил ее смеяться. Затем, попозже вечером, после того как они немного выпили, он начал ей льстить. И это не была банальная чепуха. Это было нечто поразительное, личное, и это ее разгорячило, а из-за бархатной силы напитков, какими он ее угощал, она не ушла от него, как следовало сделать. Это продолжалось, пока она не осознала, что становится опасно легкомысленной. Она перестала пить, но не смогла заставить его замолчать. Он произносил очаровательным образом самые возмутительные вещи. Она почувствовала, что ее влечет к нему совершенно против ее воли. Казалось, нечто внутри нее стремится к нему, делая ее слабой и неспособной к сопротивлению.
Она помнила, когда он ее коснулся. Она знала, вне всякого сомнения, что он ее касался и до этого. Почему бы иначе он продолжал глядеть на нее с такой настойчивостью?
Казалось, он не спешил. Это было потому, что он очень самоуверен. Даже в мелких вещах он всегда самоуверен. В таких мелких вещах, как закуривание сигареты, хождение по наполненной людьми комнате или заказывание блюд.
Она вспомнила, что меньше чем через час он вознамерился овладеть ею. Он взял бы ее так же самоуверенно, как делал все остальное. Она абсолютно ничего не смогла бы поделать. Она знала это до того, как он начал. Абсолютно ничего, потому что она была не в силах сопротивляться. Ей казалось, будто она все это видит во сне.
И вот… он прикоснулся к ней. Он твердо положил ладонь на ее руку. Она знала, что он точно так же непоколебимо и самоуверенно протянул бы руку, чтобы погладить по голове рычащую собаку.
Когда он прикоснулся к ней, кровь быстрее побежала по ее жилам. Она помнит, что подумала в тот миг: такое происходит только в романах. В действительности она ощутила, как внезапный ток пронизывает ее.
Он продолжал говорить, держа ее руки в своих. Встретив его взгляд, она увидела, что он больше не собирается шутить. Теперь он был серьезен. Она увидела пыл, оттолкнувший насмешливость на задний план.
Он резко встал и повел ее в заднюю часть ресторана, через дверной проем со стеклярусным занавесом. Они вместе пошли по тускло освещенному коридору, слабо пахнущему сандаловым деревом.
Она вошла следом за ним, чувствуя слабость в коленях, в небольшую комнату с красивой обстановкой, освещенную розовыми фонарями. Она была не в состоянии ничего сказать.
Лежа в постели, она очень ясно видела эти фонари. Закрыв глаза, она могла их видеть еще более ясно. Она почувствовала, как он укладывает ее на диван, как его руки снимают груз с ее груди. Его руки заставили ее внезапно захотеть его с настойчивостью, которая ее ужаснула.
Она проговорила немного дико:
– Будьте добрым со мной… будьте добрым со мной. – И она вспомнила, как пыталась найти его рот своими губами.
Она не заметила, как он ее раздел. Она смутно сознавала, что ее одежда соскальзывает под его руками. Затем он внезапно утратил всю свою гладкость и стал обращаться с ней бесстыдно.
Она лежала, глядя на розовые фонари, ощущая тошнотворное презрение к самой себе. Ее желание отошло от нее в тот момент, когда он взял ее. Это было так внезапно, так зверски, так неожиданно… так отвратительно эгоистично. Поэтому она лежала, глядя на розовые фонари, пока он не отодвинулся от нее.
Он сказал немного нетерпеливо:
– Становится поздно, нам лучше вернуться на судно.
Она ничего не сказала. Она не могла даже плакать.
– Ты что, не слышишь? Уже почти двенадцать.
Не взглянув на него, она ответила:
– Разве это важно? Разве что-нибудь бывает для вас важно? Уходите. Возвращайтесь на судно. Мне больше нечего вам дать. Почему вы не уходите?
Он сказал нетерпеливо:
– Ради Бога, перестаньте разговаривать и одевайтесь.
Она закрыла глаза и промолчала. Поэтому он покинул ее. Он вышел из комнаты своей самоуверенной походкой и оставил ее одну.
Когда он ушел, она встала и оделась. Она помнит, что не смогла смотреть себе в лицо, когда стояла перед зеркалом. Она помнит, как осудила себя за то, что поступила как шлюха, и ей стало стыдно.
Она вернулась в ресторан. Когда она села за столик, который они занимали раньше, официант, обслуживающий их, посмотрел на нее с любопытством. Ей было безразлично, что он подумал. Ей было все безразлично. Она лишь ощущала холодную ярость по отношению к самой себе за то, что была такой шлюхой. Она больше не думала о Лейси. Единственное, о чем она могла думать, так это о том, что все случилось с ней из-за Гаваны, из-за большой желтой луны, из-за иссиня-черной воды, усеянной тысячами огоньков от набережной. Она заслужила, чтобы с ней обращались как с проституткой. Она даже не получила удовлетворения от мысли, что была вполне совершенна как проститутка… Ей лишь хотелось быть очень больной и хотелось плакать и не делать абсолютно ничего.
Она заказала официанту большую порцию выпивки. Ей надо было напиться. Это она могла. Она не могла ничего другого. Она не могла, не будучи пьяной, сидеть в ресторане, зная, что судно отплывает со всеми ее платьями, оставляя ее в Гаване, где что-то должно случиться. Поэтому она стала пьяной. И она могла бы тут сидеть сколько угодно, если бы официант не был настолько любезен, что посадил ее в такси и сказал водителю, чтобы тот доставил ее в отель. Однажды она вернется и отблагодарит официанта. Это была первая акция доброты, какую ей довелось встретить в Гаване.
В отеле, казалось, не заметили, насколько сильно она была навеселе. У администратора было что-то на уме. Он даже не выразил сожаления, что она опоздала на судно. Он лишь поднял руки и произнес:
– Это очень серьезная неприятность для вас, сеньорита. – И дал указание поместить ее в номер на третьем этаже с видом на набережную.
Она села в постели и прочесала пальцами свои густые волнистые волосы. Теперь она должна что-то сделать. Ей нельзя оставаться в постели и баюкать свою холодную ненависть.
Протянув руку, она изо всех сил нажала кнопку звонка.
2
Было жарко. Слишком жарко, чтобы оставаться в постели, подумал Квентин, откинув простыню и встав на кокосовую циновку.
Сквозь щели в ставнях проникало солнце и жгло его ступни. Он почесал голову, зевнул, потом полез под кровать за шлепанцами. Он сел, глядя на стену, и осознал, что чувствует себя прескверно. Это, должно быть, из-за рома, который он глушил минувшим вечером. Этот парень Моркомбр явно умел смешивать напитки. Он наверняка знал, как ублажить такого рода компанию. Эти газетные фоторепортеры большую часть своего времени проводят в кабаках. Он помассировал пальцами голову. Потом полез в комод и достал бутылку шотландского виски. Он налил в бокал немного ледяной воды и на три пальца виски, потом вернулся и сел на кровать.
Питье было отличным. Он лениво потягивал его, прикидывая, чем предстоит заняться сегодня. Много не сделаешь, решил он. Придется лишь сидеть и ждать. Ну что ж, он к этому привык. Он может справиться с этим прекрасно.
Он дотянулся до ставней ногой и распахнул их. Оттуда, где он сидел, ему была видна гавань и небольшая часть бухты. Наклонившись вперед, он мог увидеть старый замок Морро. Он глубоко вздохнул. Место довольно приличное, решил он. Очень, очень приятное на вид. Он встал и подошел к открытому окну. Внизу владения отеля простирались до набережной. Цветы, деревья, пальмы – все, что так богато росло в тропическом тепле, простиралось перед ним. Он напряг мышцы и зевнул. Неплохо, подумал он, совсем неплохо. Иностранный корреспондент «Нью-Йорк пост» пребывает в «машине», которая видала и миллионеров. Он допил виски. Он не возражал бы побиться об заклад, что в отеле нет никого, кроме Моркомбра, его самого да еще генерала. Он кисло усмехнулся. Оттуда, где он стоял, видна была набережная, выглядевшая зловеще пустынной. Территория отеля была тоже пустынной.
«Права пословица, – подумал он, – крысы бегут с тонущего корабля».
Он подошел к звонку, нажал кнопку, потом пошел в ванную и пустил душ. Он постоял, наблюдая за струями воды, все еще держа в руке пустой бокал. Он задумчиво посмотрел на него, решил, что больше пить не будет, поставил бокал и снял пижаму.
Душ был хорош. Вода покалывала и щекотала кожу. Подняв голову, он начал напевать – очень тихо и, пожалуй, печально.
Когда он вернулся в спальню, там стояла у окна Анита.
Анита была дежурной горничной третьего этажа. Она была очень смуглой, маленькой и была очень хорошо сложена. У нее были высокие груди, твердые… дерзкие груди. Они выглядели так, словно гордились собой. Квентин подумал, что они и в самом деле на редкость хороши.
– Хэлло, – сказал он, обертывая полотенце вокруг талии. – Ты никогда не стучишься?
Она улыбнулась ему. У нее была милая улыбка, блестящие белые зубы и искристые глаза.
– Вода, – объяснила она. – Душ очень сильно шумит. Вы не ответили, когда я постучала, поэтому я вошла.
– Когда-нибудь на днях, – сказал Квентин, натянув шелковый халат и размотав полотенце, – ты испытаешь неприятный шок, если войдешь таким образом.
Она покачала головой:
– Сегодня утром я уже его испытала… это было не так плохо.
Квентин взглянул на нее строго:
– А ты не такая уж милая девочка, какой выглядишь. Ты знаешь слишком много.
– Это был сеньор… Моркомбр. – Она широко раскрыла глаза. – Он красивый мужчина… Да?
– Надеюсь, ты принесешь мне какой-нибудь завтрак и перестанешь чирикать, – сказал Квентин. – Добудь мне побольше еды, я голоден.
Она состроила гримаску:
– Ничего нет. Кофе… да, но еда… все исчезло.
Квентин сделал паузу, его помазок задержался на полпути к лицу.
– Этого я не могу постичь, детка, – наморщился он. – Это отель или нет? Это ведь настоящий отель, не так ли?
Она снова улыбнулась. Это была явно завлекающая улыбка.
– Но стачка, – объяснила она. – Никакой еды вот уже четыре дня. Все из холодильника. Теперь и холодильник пуст.
Квентин возобновил бритье.
– Итак, я буду платить кучу денег за пребывание в этом жилище и буду помирать с голоду… так, что ли?
– Но, сеньор, все выехали. Остались только вы и сеньор Моркомбр.
– А генерал, – напомнил ей Квентин. – Не забывай о генерале.
Анита состроила гримаску.
– Я о нем не забываю, – сказала она, – он плохой человек. У него есть все, у него есть еда. Он знает наперед, что может случиться.
– А что, если он разделит свой завтрак со мной? – спросил Квентин. – Предположим, ты сбегаешь и спросишь его. Скажи ему, что Джордж Квентин из «Нью-Йорк пост» хотел бы позавтракать с ним. Посмотрим, что произойдет.
Она покачала головой.
– Нет, – возразила она. – Я не буду просить милости у такого человека. Он плохой. Скоро кто-нибудь его убьет, вот увидите.
Квентин положил помазок.
– Тогда принеси мне кофе. Да поскорее. Одна нога здесь, другая там. Я хочу одеться.
Он взял ее под локоть и повел к двери. Она наклонила голову и улыбнулась ему.
– Сеньор очень хороший человек, да? – Она протянула ему губы, но Квентин отступил на шаг.
– Шагай, пылинка, – сказал он немного раздраженно и подтолкнул ее, шлепнув по попке.
Он был почти одет, когда вошел Билл Моркомбр. Это был высокий, ладно скроенный парень. Он небрежно сдвинул на затылок мягкую шляпу, сигарета свисала из уголка его рта. Он картинно прислонился к дверному косяку и приветственно взмахнул рукой.
– Привет, дружок, – сказал он. – Что новенького?
Квентин развел руками:
– Ничего, за исключением отсутствия завтрака.
Моркомбр хмыкнул:
– Я этого ожидал, а ты разве нет? Черт возьми! Стачке уже неделя. Этому жилищу придется туго, прежде чем обстановка полегчает. Я захватил с собой кое-что из еды. Когда соберешься, приходи. Я полагаю, администратор пожалует тоже. У меня всего полно.
– Вы, ребята, явно беспокоитесь о себе, – сказал Квентин, повязывая галстук. – Конечно, я приду.
Моркомбр не спешил уйти.
– Видел Аниту сегодня утром? – спросил он, сбросив на пол пепел.
– Видел, – мрачно ответил Квентин. – Эта деточка носит очень горячие трусики.
– Ты прав, но что еще ей остается делать? Мне жалко эту милашку.
Квентин натянул пиджак.
– Беда с тобой в том, – сказал он сухо, – что тебе всегда жалко дамочек. Потом, под конец, им становится жалко самих себя.
Они прошли по коридору в номер Моркомбра.
– Ты всерьез полагаешь, что нас ожидают какие-нибудь события? – спросил Моркомбр, нырнув под кровать и вытащив большой чемодан. – Я имею в виду нечто достаточно крупное, чтобы оправдать все эти хлопоты и расходы?
Квентин сел на кровать и с интересом посмотрел на чемодан.
– Не знаю, – сказал он, – но когда попадаешь в страну, настолько разгоряченную, как эта, и наполненную народом, который подвергался таким унижениям, как этот народ, можно биться об заклад, что крышка с этого котла когда-нибудь слетит. И когда это случится, пострадает масса народу.
Моркомбр открыл чемодан и присел на корточки.
– Выглядит недурственно, – объявил он, осматривая большую груду банок с яркими наклейками. – Что мы будем есть?
Раздался тихий стук в дверь. Моркомбр с ухмылкой взглянул на Квентина.
– Стервятник номер один, – буркнул он, встал и открыл дверь.
Администратор отеля был низкорослым, довольно тщедушным на вид маленьким кубинцем. Он очень чопорно отвесил поясной поклон.
– Я пришел, чтобы принести мои извинения… – начал он, косясь на консервированную еду загоревшимися глазами.
– Забудьте об этом, – сказала Моркомбр, сделав шаг к нему. – Заходите и отведайте чего-нибудь. И не забудьте списать это со счета.
Администратор вошел в комнату очень быстро, улыбка засияла на его лице.
– Это великодушно, – приговаривал он. – Американские джентльмены всегда очень великодушны.
Квентин был занят вскрыванием банки. Покончив с этим, он взглянул на администратора:
– Вы знаете, почему мы здесь, не так ли?
Администратор несколько растерялся.
– Вы приехали, чтобы осмотреть наш прекрасный город… – смущенно ответил он, жестикулируя своими маленькими белыми руками.
– Мы находимся здесь, чтобы составить репортаж и добыть фотографии приближающейся революции, – бесстрастно сообщил Квентин. – Сколько осталось ждать до ее начала?
Администратор жалобно взглянул на банку в руках Квентина.
– Я не знаю, – прошептал он. – Мне ничего не известно о революции.
Квентин покосился на Моркомбра и пожал плечами.
– Все они одинаковы, – сказал он с горечью. – Полагаю, нам просто надо набраться терпения и ждать.
Раздался стук в дверь, и вошла Анита с подносом. Она тоже с интересом посмотрела на банки.
– Кофе, сеньор, – сказала она.
Моркомбр принял у нее поднос.
– Заходи и присоединяйся, – распорядился он. – Теперь не время соблюдать церемонии.
Администратор взглянул на горничную со злостью, но она села рядом с Моркомбром, не обращая на него внимания.
Внезапно администратор хлопнул себя ладонью по голове.
– Я и забыл, – воскликнул он. – Сеньорита, прибывшая вчера вечером. Что будет с ней?
Анита нахмурилась:
– Я отнесла ей кофе. Она опять хочет заснуть.
– Кто такая? – спросил Квентин. – Что за сеньорита?
– Красивая американская леди отстала прошлой ночью от судна. Она приехала в наш отель. Я очень удивился, но дал ей номер. Я только сейчас вспомнил.
– Вы позволили ей остаться здесь? – возмутился Моркомбр. – Зачем, черт возьми, вы это сделали?
Администратор начал оправдываться:
– Я не подумал. Я был очень обеспокоен. – Он умолк, и вид его был жалок.
– Я полагаю, вы были выпивши, – проговорил Квентин, вставая. Он повернулся к Аните: – Иди и разбуди ее сейчас же. Скажи ей, чтобы она быстро упаковалась и покинула это жилище. Объясни ей, что здесь вот-вот разразятся неприятности.
Администратор замахал руками:
– Нет, нет! Ничего не случится с моим прекрасным отелем. Нельзя говорить такие вещи.
Квентин посмотрел на него мрачно:
– Это по-вашему. Но если начнется революция, это будет одно из первых мест, куда они придут. Вы думаете, они дадут генералу Фуэнтесу сбежать после всего, что он с ними проделал, так, что ли?
Администратор чуть не лишился чувств.
– Вы не должны говорить такие вещи, – произнес он хриплым шепотом. – Это очень опасно так говорить.
Квентин кивнул Аните.
– Иди и передай ей, – жестко произнес он. – Здесь не место для американок.
Анита сердито фыркнула.
– А для меня, значит, здесь самое место… да? – спросила она. – Что будет со мной, не важно?..
Квентин слез со стула.
– Иди и скажи ей, – повторил он. – За себя не волнуйся. С тобой будет все в порядке.
Она вышла, громко хлопнув дверью. Квентин взглянул на Моркомбра, который деловито накрывал на стол.
– Чревато осложнениями, если нам придется присматривать за какой-нибудь американской леди, а? – сказал он. – Если тут что-то начнется, мне бы хотелось убраться отсюда без задержки и как можно скорее.
Моркомбр ухмыльнулся.
– Ни одна женщина никогда не осложнила мне жизнь, – заметил он. – Если она хорошенькая, тебе не придется беспокоиться. Я за ней присмотрю.
Администратор ломал руки.
– Это ужасно, что вы делаете, сеньор, – причитал он, – вы отваживаете гостей из моего отеля.
Квентин разлил по чашкам кофе.
– Не городите чепухи, – отрезал он. – Вам известно так же, как и мне, что все ваши гости разъехались. Если что-нибудь случится с этой девушкой, я доложу о вашем поведении консулу.
Администратор взглянул на него угрюмо и взял чашку кофе.
– Ничего не случится, – клятвенно заверил он. – Уверяю вас, что ничего не случится.
И тут как раз вернулась Анита. В ее глазах сверкало удовлетворение.
– Сеньорита заявила, что она остается. Ей больше некуда идти, поэтому она остается.
Квентин застонал.
– Как будто у меня мало хлопот, – сказал он. – Вам надо сходить к ней, – продолжал он, повернувшись к администратору. – Сообщите, что в городе возможны волнения, она должна уехать.
Администратор покачал головой:
– Я не могу говорить о таких вещах. Это неправда.
Квентин вскочил.
– Тогда я отправляюсь сейчас к ней, – заявил он. – Я не беру на себя ответственность за ее пребывание здесь, если события накалятся. Она может взять машину, чтобы уехать из города. И чем скорее она это сделает, тем лучше. – Он пошел к двери. – В каком она номере?
Анита широко раскрыла глаза:
– Но, сеньор, она в постели. Как же вы к ней войдете?
Моркомбр оживился.
– Одну минутку, дружок, – окликнул он Квентина. – Это звучит как работа для светского человека. Держись в сторонке и дай мне уладить это дело.
Квентин преградил ему путь:
– Сядь и заткнись! В каком она номере?
Анита сообщила ему номер, свирепо глядя на Моркомбра. Квентин вышел, пересек коридор и резко постучал в дверь указанного ему номера. В ответ послышалось что-то неразборчивое. Он повернул ручку и вошел.
У открытого окна стояла и смотрела во двор отеля высокая девушка в белом шелковом вечернем костюме. Когда Квентин вошел, она резко обернулась.
– Что вам угодно? – спросила она.
Квентин посмотрел на нее с любопытством. Его больше заинтересовало выражение ее лица, чем явная красота. Он хотел понять, почему у этой девушки такой обиженный печальный взгляд. Хмурое выражение ее лица усилилось, когда они встретились глазами.
– Простите мне мое вторжение, – начал он, войдя в комнату и все еще держась за ручку двери. – Но вам следует узнать, что этот отель не место для любой не работающей в нем девушки. Тут начинаются скверные дела…
Она его прервала.
– Я не знаю, кто вы такой, – сказала она, – но горничная уже сообщила мне, что я должна уйти. Однако это отель, и я намерена здесь остаться. Во всяком случае, на некоторое время. – Она вновь повернулась к окну, и это означало, что он может убираться.
Квентин ощутил сильное желание подойти, положить ее через колено и отшлепать. Он вошел в комнату и плотно закрыл дверь.
– Может быть, мне лучше представиться. Я – Квентин из «Нью-Йорк пост».
Он заметил, что она внезапно сжалась, но не повернула голову от окна.
Он продолжал:
– Я нахожусь здесь, потому что моя газета ожидает неприятностей. Все американцы, за исключением местных жителей, выехали отсюда. Местные жители собрались в доме консула, который охраняется. Я полагаю, что вы единственная белая женщина на свободе в этом городе. Если вы упакуетесь, я сам отведу вас к консулу.
Она стояла, не шевелясь, потом повернулась к нему.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – бросила она резко. – Какие неприятности? Что тут может случиться?
Квентин кисло улыбнулся.
– Большие неприятности, – пояснил он. – Может быть, вам ничего не известно насчет кубинской политики? – Он подошел и встал рядом с ней у окна. – Отлично выглядит это жилище, не правда ли? – сказал он, глядя на яркие цветочные клумбы, зеленые лужайки и на бухту. – Конечно, с виду все в порядке, но под этим масса бурлящей нищеты. По сравнению с коррупцией, разъедающей здешнее общество, Чикаго выглядит вечеринкой для невинных девиц. Стоящий сейчас у власти президент – один из самых низких негодяев на свете. Все его подчиненные вершат свои маленькие грязные дела. Это продолжается уже немало времени, и я полагаю, что людям это изрядно надоело. Волнения начались на прошлой неделе в связи с налогом на транспорт. Парень, который ведает этим делом, обложил налогом каждый грузовик. Всем понятно, что это пойдет в его собственный карман, поэтому они ополчились против него. Организовали стачку. В руководстве сидят парни не промах. Они догадались, что дело плохо, запаслись продуктами и затаились. Остальная Гавана осталась на бобах. Ни одно судно не привозит продуктов, ни поезда, ни грузовики, никто. Еды стало не хватать. Пройдет немного времени, и местные возмутятся. А когда эти ребята разозлятся, они причинят кучу неприятностей. Вот почему вам надлежит уехать или по крайней мере перебраться в консульство.
Пока он говорил, девушка стояла очень тихо, пристально наблюдая за ним. Когда он закончил свой рассказ, она, видимо, успокоилась и хмурое выражение исчезло.
– Вы, должно быть, подумали, что я очень груба, – медленно произнесла она. – Но я нахожусь в затруднительном положении. – Она взглянула на него довольно беспомощно и снова уставилась в окно.
Квентин почувствовал ее растерянность.
– Я слышал, что вы отстали от судна, – заметил он небрежно. – Я полагаю, что на борту остались все ваши вещи, одежда, деньги и так далее, а?
Она кивнула:
– Да, это так. Мне нечего надеть, кроме того, что на мне. У меня нет денег… что… что, как вы думаете, мне надо делать?
– С вами будет все в порядке. Я достану машину и отвезу вас к консулу. Я думаю, у администратора этого заведения есть машина. Консул снабдит вас средствами – это его обязанность.
Она вздохнула с облегчением.
– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Квентин, – сказала она. – Я надеюсь, вы меня простите. Я была с вами очень груба.
Квентин ухмыльнулся.
– Все в порядке, – заверил он. – Вам нечего беспокоиться. Все равно я бы настоял, чтобы вы выехали отсюда. Для порядка скажите мне, как вас зовут?
Она очень странно отреагировала на его вопрос. Она опять вся сжалась и смотрела на него со страхом.
Квентину тайны были не по вкусу. Скоро произойдут более важные события. Он сказал довольно резко:
– Послушайте, я знаю, чего вы боитесь. Я газетчик. Тот факт, что вы находитесь в этом отеле, без сопровождения, в вечернем туалете, в разгар предстоящей революции, – это пикантная новость для прессы. Но только не сейчас. Дама приятной наружности, оказавшаяся по той или иной причине в гуще событий, – это не тот род репортажей, какие ожидает от меня мое начальство. Им нужна кровавая революция, поэтому расслабьтесь. Я не собираюсь публиковать о вас что бы то ни было. Но если вы хотите, чтобы я вам помог, вы должны сообщить мне ваше имя. Итак, как же вас зовут?
Она произнесла мрачно:
– Майра Арнольд.
Квентин кивнул. Это имя ничего ему не говорило.
– О'кей, мисс Арнольд, вы подождете здесь, а я достану для вас машину… Если вы не желаете пройти в комнату моего друга и позавтракать…
Она покачала головой:
– Я подожду здесь.
– О'кей, – сказал Квентин, – это будет недолго.
Он вернулся в номер Моркомбра. Анита, администратор и Моркомбр хлопотали над консервами. Моркомбр спросил:
– Ну, какова она?
Квентин очертил в воздухе женские формы.
– Очень хорошенькая, но очень холодная и высокомерная, – ответил он Моркомбру, принимая от Аниты чашку кофе. – Послушайте, – обратился он к администратору, – у вас есть машина? Я должен перевезти ее в консульство. Я полагаю, что это будет для нее наилучшим местом.
Администратор примирился с неизбежностью.
– У меня есть машина. Она может уехать на ней, ради Бога. Но слишком много шума. Тут не будет никаких неприятностей, вот увидите.
Квентин повернулся, чтобы выйти из комнаты, но тут дверь широко распахнулась, и вошли двое кубинских солдат, в руках у них были винтовки с привинченными штыками. Они встали по обе стороны двери.
Администратор сильно струхнул и сидел, окаменев. Анита широко раскрыла глаза и слегка взвизгнула.
Квентин холодно спросил:
– В чем дело, черт возьми?
В раскрытой настежь двери возник худощавый человечек, одетый в белую с золотом форму кубинского генерала. Его кофейного цвета лицо показалось Квентину похожим на мордочку злобной, испуганной маленькой обезьянки. Его смуглая рука, похожая на лапу, лежала на кобуре револьвера, прицепленной к поясу.
Администратор осведомился слабым голосом:
– Могу ли чем-либо вам помочь, генерал?
Человечек даже не взглянул на него. Он задумчиво уставился на Квентина. Затем он вошел в комнату, а один из солдат аккуратно закрыл дверь.
Человечек представился:
– Генерал Фуэнтес, – и щелкнул каблуками. – Кто вы такие?
– Мое имя Джордж Квентин, я из «Нью-Йорк пост». Это мой коллега мистер Моркомбр из «Нью-Йорк дейли». Весьма счастливая встреча, генерал.
Генерал поднял брови.
– Это зависит от точки зрения, – заметил он язвительно. – Что вы здесь делаете? Я полагал, что все гости покинули город.
– Вероятно, вы правы, – согласился Квентин, – но мы здесь по делу.
– Я так и думал. – Глаза генерала сверкнули. – Я полагаю, что вы оба должны считать себя под арестом. Не годится, чтобы газетчики находились здесь в такое время.
– По-настоящему, генерал, вы не должны этого делать, – возразил Квентин. – Мы американские граждане и имеем право оставаться здесь, сколько захотим. Вы не вправе арестовать нас, и я думаю, это вам известно.
Фуэнтес дотронулся кончиками пальцев до своих аккуратных, коротко подстриженных усов.
– В условиях существующего чрезвычайного положения, – объявил он, – правительство имеет особые полномочия. Я повторяю: вы оба – под арестом. Вы не должны покидать отель без разрешения. Если вы откажетесь повиноваться приказу, вы будете беспощадно расстреляны. – Он взглянул на двух других в комнате: – Это также касается и вас.
Моркомбр вскочил со стула.
– Послушайте, генерал, – запротестовал он, – нельзя же так. Мы здесь представляем наши газеты и должны пользоваться свободой передвижения.
Фуэнтес пожал плечами.
– Можете тешить себя этой мыслью. Я буду сожалеть о любом несчастном случае, но вы не имеете права утверждать, что не были предупреждены. – Он посмотрел на администратора: – Есть еще американцы в этом отеле?
Администратор заколебался, и Квентин выступил вперед.
– Я могу ответить на ваш вопрос, генерал, – сказал он спокойно. – Здесь находится леди под моим покровительством. Она сегодня утром переезжает в консульство.
Фуэнтес нахмурился:
– Я так не думаю. Она останется здесь. Где она?
Квентин с трудом сдержался.
– Занятая вами позиция ни к чему хорошему вас не приведет, – предупредил он. – Леди прошлой ночью отстала от корабля. Она имеет право без помех перейти в консульство.
Фуэнтес повернулся на каблуках.
– Идите, – приказал он солдатам, – найдите эту женщину.
Квентин последовал за ним в коридор.
– Поскольку вы решили разыграть эту маленькую драму, я сам провожу вас к леди в номер.
Фуэнтес расстегнул кобуру.
– Вам надо будет еще отвечать за самого себя, не так ли? – огрызнулся он. – Я бы на вашем месте поосторожнее выбирал выражения.
Квентин подошел к двери Майры и постучал. Она вышла и посмотрела сначала на него, потом на генерала.
Квентин сказал:
– Боюсь, что вам придется изменить ваши планы, мисс Арнольд. Это генерал армии президента. Генерал Фуэнтес только что сообщил мне, что все американцы в этом здании находятся под арестом, и им нельзя отсюда выходить. Генерал пояснил дополнительно, что, если американцы ослушаются, они будут расстреляны.
Фуэнтес пристально рассматривал Майру. Он не пытался скрыть своего восхищения. Он подтянулся и отвесил поклон:
– Я чрезвычайно сожалею, что вынужден настаивать на вашем пребывании в отеле, сеньорита, и был бы рад предложить свои услуги в качестве хозяина, если вы мне разрешите. Насколько я понимаю, в отеле не хватает съестных припасов, а у меня их много. Вы доставили бы мне большое удовольствие, если бы разделили со мной трапезу.
Майра слегка наклонила голову, чтобы ввести генерала в поле своего зрения. Она рассмотрела его, и ее синие глаза стали охладевать, а рот затвердел. Но прежде чем она сформулировала свой ответ, мягко заговорил Квентин:
– Я думаю, что это великодушно с вашей стороны, генерал, но мисс Арнольд находится под моим покровительством. К счастью, у нас есть запас пищи, и она будет питаться вместе с нами.
Фуэнтес улыбнулся. Казалось, это его по-настоящему позабавило.
– Сейчас я занят, – сказал он. – Очень много дел. Когда у меня появится свободное время, я опять приглашу сеньориту. – Он поклонился и добавил: – Будет очень глупо отказываться.
Он повернулся на каблуках и пошагал по коридору. Двое солдат последовали за ним и заняли посты на лестничной площадке.
Квентин состроил гримасу.
– Боюсь, что этот парень еще доставит нам неприятности, – заметил он.
Майра спросила:
– Но нельзя ли позвонить консулу по телефону? Нас не имеют права задерживать надолго.
– Мы уже никуда не дозвонимся, – возразил Квентин. – У него свой человек на коммутаторе. Я думаю, мисс Арнольд, для вас будет безопаснее, если вы, не откладывая, присоединитесь к нам.
Майра взяла с собой небольшую белую сатиновую сумочку.
– Вам со мной столько хлопот, – сказала она. – Вы так добры, что беспокоитесь обо мне.
Квентин посмотрел на нее задумчиво. Она не сознавала, какие большие хлопоты может еще принести. Фуэнтес явно заинтересовался ею, а когда кубинские генералы интересуются хорошенькими девушками, они не ограничиваются поглаживанием нежных ручек. Обладательница приятной наружности вообще неуместна при революции. Но когда она попадает в лапы кого-нибудь из важных шишек, тот чудак, которому придет в голову выступить в ее защиту, может тут же писать завещание. Квентину мало что удастся для нее сделать. Они все стали пленниками в этом отеле, поэтому предлагать ей защиту было делом безнадежным. Тут невозможно уклониться от ударов.
Он представил Майру Моркомбру, и тот, по– видимому, был потрясен ее красотой. Анита отошла к окну и краем глаза наблюдала за американкой. Она была достаточно сообразительна и сразу поняла, что в присутствии этой девушки ее шансы у этих двух американцев заметно понизились.
Квентин налил Майре чашку кофе, а Моркомбр приготовил ей завтрак. Она сидела на стуле, немного напряженная, немного враждебная и немного испуганная.
– Не знаю, долго ли мы тут пробудем, но еду нам надо экономить, – сказал Квентин. Он посмотрел на администратора: – Вам бы не мешало спуститься вниз и посмотреть, не захватили ли они служащих отеля. Если нет, попробуйте раздобыть еще продуктов. – Он повернулся к Аните: – Нужно достать одежду для сеньориты. Она не может оставаться в этом наряде. Пойди откопай что-нибудь. – Он подошел к Аните и всунул ей в руку двадцать долларов.
Она взглянула на деньги, прикусила губу и вернула доллары Квентину.
– Деньги мне не нужны, – сказала она. – Я могу принести какое-нибудь из моих платьев. Это сгодится?
Квентин зацепил пальцем вырез ее платья и опустил туда банкнот.
– Ну, – проговорил он с ленивой ухмылкой, – вот это сгодится прекрасно. Возьми гроши, детка. Они могут тебе понадобиться.
Она вышла из комнаты, впервые ему не улыбнувшись.
Когда она вышла и американцы остались втроем, он сказал:
– Теперь, когда мы на время предоставлены самим себе, нам можно рассмотреть наше положение. Откровенно говоря, оно мне не очень-то нравится.
– На что вы жалуетесь? – удивился Моркомбр. – Мы в порядке, не так ли?
– Временно, да, – согласился Квентин. – Но когда начнется заваруха, мы окажемся между двумя огнями. Если туземцы ворвутся сюда, они всех перебьют, включая нас троих. А если они не вломятся, Фуэнтес может счесть неплохой мыслью потихоньку избавиться от нас и не рисковать тем, что поднимется шум по поводу нашего ареста.
– Ради Господа Бога, – сказал Моркомбр, уставившись на него, – неужели он это сделает?
Квентин пожал плечами:
– Он может. Потом тут мисс Арнольд. Она в довольно трудном положении. По-видимому, у генерала свои планы насчет нее… планы, которые ему будет нетрудно реализовать.
Майру передернуло.
– Что же мне делать? – спросила она.
– Вот об этом нам и надо подумать. Ты взял с собой оружие, Билл?
Моркомбр кивнул:
– Ну да, я всегда ношу с собой. А ты?
Квентин похлопал себя по карману.
– Не скажу, что оно нам так уж поможет, но приятно сознавать, что оно есть, на тот случай, если придется что-нибудь предпринять. – Он подошел к окну и окинул взглядом пустынную набережную. – Ни души, – сказал он. – Похоже, что-то уже закипает. Не слышно ни звука. Готов держать пари, что вот-вот крышка сорвется.
Моркомбр подошел к Квентину и встал позади, глядя через его плечо. Майра поколебалась, поставила чашку и присоединилась к ним.
Квентин продолжал бесстрастно:
– Смотрите, начинается… – Он указал вниз. – Господи, Билл, нам бы надо как-то добраться до телефона. Взгляните вон туда. Видите парней, которые выходят вон из того дома? Смотрите, у них винтовки. Это не солдаты… это докеры. Докеры с винтовками… Я говорил вам, как это будет. Вот они идут. Ничего не случится, пока они не налетят на солдат… А тогда крышка сорвется.
– Во всяком случае, я могу сделать снимки, – сказал Моркомбр. – Очень рад, что захватил телескопический объектив.
Он отбежал в угол комнаты и принялся лихорадочно настраивать свой фотоаппарат.
Майра приблизилась к Квентину.
– Вы на самом деле думаете, что будет стычка? – спросила она.
Квентин не отрывал глаз от небольшой группы людей, осторожно пробиравшихся вдоль набережной.
– Полагаю, что так, – коротко ответил он. – Эти ребята жаждут выпалить из своих пушек… Я их, по правде сказать, не виню.
Подошел Моркомбр и установил камеру на коротконогом штативе. Он торопливо настроил камеру на людей внизу. Из окна была видна без помех вся изгибающаяся набережная.
Квентин отступил в глубь комнаты.
– Нужно, насколько это возможно, не попадаться им на глаза, – объяснил он Майре. – Эти ребята будут стрелять по каждому, кого увидят.
Отступив от окна, они продолжали наблюдать за небольшой группой людей, медленно двигавшихся вдоль набережной. Люди перемещались очень осторожно, останавливаясь у каждого кафе и держа винтовки на изготовку. Никто им не мешал. Была ли дана команда что-то начинать, Квентин не знал, но никто им не препятствовал, даже собаки удирали при их приближении в темные аллеи. Наконец они свернули с набережной и пошли по направлению к жилым кварталам. Трое наблюдателей потеряли их из виду.
Квентин подошел к столу и налил три полные порции джина. Он раздал их молча.
Моркомбр присел на корточки, держась поближе к окну.
– Малость затаились, – сказал он. – Значит, так оно и начинается.
Квентин покачал головой.
– Это уже началось, – уточнил он. – Через пару дней тут будет такая заваруха, какую только можно себе представить. Этот маленький отряд будет стерт с лица земли. Затем появится отряд побольше, и с ним будет то же самое. Затем появится совсем большой отряд, и, может быть, несколько человек из него присоединятся к следующей банде. Чтобы раскачать настоящую революцию, требуется время. У этих ребят было немного шансов организоваться.
Моркомбр встал и расправил ноги.
– Но мы находимся в самом безопасном месте. Мне бы не хотелось бегать по улицам во время такой заварухи.
Квентин не ответил. Он взглянул на Майру и стиснул зубы. Он чувствовал бы себя намного спокойнее, если бы ее здесь не было. Может быть, Фуэнтес оставил бы их в покое, если бы не она. Дело всегда чревато бедой, когда в таком месте оказывается женщина.
Раздался стук в дверь, и вошла Анита. Она несла на руке узел с одеждой.
– Милости прошу, сеньорита, одевайтесь. – Она взглянула сначала на Майру и только потом на Квентина.
Майра взяла у нее вещи.
– Вы очень добры, – сказала она.
Анита пожала плечами.
– Они сделают сеньориту менее привлекательной, – буркнула она. В глазах у нее была злость. Она вышла, не оглянувшись.
Моркомбр поерошил пальцами свои непокорные волосы.
– Эта девочка сердится на что-то, – заметил он. – Мне не понравился ее сердитый взгляд, а вам?
Квентин подошел к спальне и открыл дверь.
– Вы можете переодеться здесь, – предложил он. – Я уверен, что вы почувствуете себя гораздо удобней, когда снимете свой вечерний наряд.
Майра сказала:
– Конечно. Пожалуйста, не беспокойтесь больше обо мне. Вам нужно многое обдумать. Я управлюсь теперь сама. – Она вышла в спальню и затворила дверь.
Моркомбр вздохнул.
– Очень мила, не правда ли? – кивнул головой на дверь. – Немного холодна и высокомерна, но могла бы доставить удовольствие, а?
Квентин закурил сигарету.
– Я думаю, ты не единственный, у кого возникает такая идея, – съязвил он.
– Фуэнтес?
– Ну! Вот где начнется для нас неприятность. Разве сможем мы стоять в стороне и позволить этому гнилушке позабавиться с ней?
– Какого черта, – возмутился Моркомбр. – Если он позарится на нее, я вышибу из него дух.
– По крайней мере, попытаешься это сделать, – сухо сказал Квентин. – Но не менее сорока солдат придут этому парню на помощь.
Моркомбр фыркнул:
– О, полагаю, вместе-то мы с ними управимся. Мне бы не хотелось воевать в одиночку, но с тобой, полагаю, мы бы их расшвыряли.
– Разумеется. – В голосе Квентина звучало сомнение. – Но все равно, лучше бы ее здесь не было.
Он вернулся к окну, чтобы продолжить наблюдение за пустынными улицами. Моркомбр присоединился к нему, и некоторое время они молчали, глядя, как солнце постепенно садится за горизонт.
3
Вечером стало прохладней. Легкий бриз, дувший от бухты, шевелил тюлевые занавески на окне.
Моркомбр сидел у окна и курил трубку, не спуская глаз с пустынной набережной. Квентин лежал на диване, смежив веки, с раскрытой книгой на груди. Майра сидела поодаль от них, но любой шум снаружи, шаги по коридору заставляли ее напрягаться.
Они только что закусили консервированной едой, и Квентин мысленно прикидывал, на сколько дней им хватит этого небольшого запаса. Он открыл глаза и покосился на Майру. Она смотрела в другую сторону, не замечая, что он за ней наблюдает. Он подумал, что она выглядит абсурдно юной в коротком черном шелковом платье, одолженном ей Анитой. Он нахмурился, поглядев на ее длинные ноги в блестящих шелковых чулках и на полоску белья, выглядывающую из-под платья, очень заметную с того места, где лежал. Она слишком хороша, подумал он. Ее светлые волосы, точно листовой сияющий металл, отражали мягкий свет настольной лампы. Ему нравились ее длинные тонкие пальцы и форма ее рук. Он задумчиво изучал ее лицо. Твердый изгиб ее рта его озадачил. Выражение ее лица заставило его поискать подходящее слово… Разочарование? Да, вот оно.
Он поймал себя на том, что ему интересно, что же произошло с ней прошлой ночью. Почему она осталась без сопровождения. Как получилось, что она отстала от судна. Весь день она была очень молчалива. Очевидно, она была благодарна им за гостеприимство, но на этом дело и кончилось. Она воздвигла барьер, который ни Моркомбр, ни он не смогли преодолеть. В такие долгие часы ожидания, когда надо все время прислушиваться, не происходит ли что-нибудь, оба мужчины предпочли бы отсутствие женского общества. Эта постоянная беспредметная светская беседа и вежливость, не соответствовавшая их настроению, стала их раздражать. Квентину хотелось, чтобы она ушла, но она сидела спокойно на стуле весь день, отвечала, когда к ней обращались, а в остальное время сохраняла угрюмое молчание.
Оба мужчины наконец в отчаянии сдались. В течение последующих часов царило тяжелое напряженное молчание, нарушаемое лишь шуршанием переворачиваемых страниц и потрескиванием стула, когда Моркомбр менял положение тела.
Внезапно из темноты донеслись три винтовочных выстрела. Они прогремели очень близко. Моркомбр вскочил на ноги.
– Вы слышали? – спросил он, хотя это и так было ясно.
Квентин крадучись пересек комнату, чтобы выключить свет. Затем он осторожно подошел к окну и выглянул. Но из-за мерцающих огней набережной он не смог ничего увидеть. Они напряженно прислушивались в темноте. Были слышны какие-то слабые крики, а потом прозвучали еще два выстрела. На этот раз они увидели вспышки винтовочного огня. Это было неподалеку от отеля.
– Может быть, стража начинает шевелиться, – сказал Квентин. – Я заметил человека у ворот сегодня днем.
Моркомбр дымил трубкой.
– Должно быть, он и выстрелил в кого-то.
Он хотел выйти на веранду, но Квентин оттащил его назад.
– Держись оттуда подальше, Билли, – посоветовал он. – При этом лунном освещении ты – неплохая мишень.
Моркомбр поспешно отступил в комнату и включил свет.
– Неужели единственное, что мы можем делать, – сказал он раздраженно, – это сидеть и дожидаться. Говорю вам, я уже сыт по горло этим сидением.
Дверь рывком отворилась, и вошел молодой лейтенант. Позади него стояли два солдата, их винтовки были направлены на обоих американцев.
– Прошу извинения, – произнес лейтенант на тщательном английском, – за то, что прерываю вас.
Квентин спросил:
– Что там за стрельба?
Лейтенант пожал плечами:
– Небольшое недоразумение. Чисто местное дело. Уверяю вас, все уже утряслось.
Квентин почему-то нервничал:
– Ну, лейтенант, чем могу служить?
Лейтенант оглядел комнату. Его глаза остановились на Майре. Тонкая улыбочка появилась на его смуглом лице. Он склонился в глубоком поклоне.
– Генерал Фуэнтес шлет вам свои приветствия и приглашает с ним отобедать, – сказал он.
Майра вскинула подбородок.
– Поблагодарите генерала и передайте ему, что я уже пообедала.
Наступила долгая пауза. Лейтенант стоял в почтительной позе, тонкая улыбка все еще оставалась на его лице, глаза его медленно обшаривали Майру оценивающим, оскорбительным взглядом.
Квентин спросил, стараясь держаться спокойно:
– Это все?
Лейтенант не обращал на него внимания. Он смотрел на Майру:
– Сеньорита не понимает? Это… как бы это сказать? Приказное приглашение, да?
Квентин встал между лейтенантом и Майрой.
– Может быть, я облегчу вашу задачу, лейтенант, – твердо произнес он. – Мисс Арнольд не желает обедать с генералом. Она уже пообедала и предпочитает оставаться здесь под моей защитой.
Лейтенант словно бы увидел его впервые. Он изобразил крайнее удивление.
– Советую сеньору не вмешиваться в это дело, – сказал он. – Убегающие арестанты, к несчастью, расстреливаются. – Он многозначительно посмотрел на двух своих солдат. – Я уверен, что сеньорита не захочет стать причиной такого несчастного случая?
Квентин холодно парировал:
– Вы блефуете. Мисс Арнольд останется здесь со мной.
Майра вдруг встала.
– Нет, – вырвалось у нее. – Я пойду. Он совершенно прав. Будет абсурдно, если вы пострадаете из-за меня. У вас есть важная работа. Я пойду с вами, – сказала она, обращаясь к лейтенанту.
По его знаку двое солдат сделали шаг вперед и взяли винтовки на изготовку.
– Одно лишь движение кого-то из этих двоих, – распорядился лейтенант, – и вы пристрелите их как собак. Пошли, сеньорита, хватит кривляться. – Он сделал шаг к двери и рывком ее распахнул.
Майра поколебалась, а потом с достоинством вышла в распахнутую перед ней дверь. Лейтенант выскочил за ней следом и захлопнул дверь.
Он догнал ее в коридоре.
– Квартира генерала на втором этаже, – пояснил он. – Рекомендую вам быть с генералом как можно сговорчивее. Он такой человек, который получает все, что захочет, и, к сожалению, он… как это сказать?.. лишен тонкости. Вот это слово. Вы понимаете, сеньорита?
Майра остановилась и посмотрела ему в глаза.
– Следует ли мне понимать, что вы действуете в качестве сводника, лейтенант? – спросила она холодно.
Лейтенант вздрогнул как от удара. Его желтая кожа потемнела.
– Вы вскоре убедитесь, что это несчастливое замечание, – сказал он, и глаза его сверкнули. – Поскольку вы предпочитаете такую откровенность, я не вижу причин, почему бы вам не осознать как следует положение, в котором вы находитесь. Генерал не потерпит никакой чепухи с вашей стороны. Если вы не готовы быть совершенно покорной, вас потащат к постели солдаты. Теперь вы понимаете?
Майра не моргнула глазом. Она сухо потребовала:
– Пожалуйста, отведите меня поскорее к генералу Фуэнтесу. Я уверена, что ему будет интересно услышать то, что вы мне сказали.
Лейтенант побледнел.
– Но, сеньорита… конечно… – запинаясь, пробормотал он.
Она прошла мимо него и стала подниматься по лестнице. Ее лицо превратилось в холодную, твердую маску. Лейтенант побежал за ней и нагнал ее на верхней площадке.
– Сеньорита, я должен перед вами извиниться. Мои замечания совершенно неуместны. Я беру свои слова назад.
На его лице выступил пот, он старался улыбнуться, но смог только состроить ужасную гримасу.
Не обращая на него никакого внимания, она шла по коридору туда, где стоял солдат с примкнутым штыком. Он увидел, кто к нему приближается, и на жирном масленом лице появилась глупая ухмылка. Он постучал в дверь и распахнул ее перед Майрой.
– Сеньорита, – провозгласил он.
Генерал стоял у открытого французского окна. Когда вошла Майра, он озабоченно обернулся.
– Предстоит отличный вечер, – произнес он, подходя к ней и протягивая руку. На его лице не было и тени улыбки. Его глаза походили на маленькие стеклянные камешки. Он оценивал ее красоту с видом собственника.
Майра не обратила внимания на его руку. Она спросила:
– Правда ли, генерал, что вы нанимаете солдат, чтобы они помогали вам при ваших занятиях любовью?
Генерал остолбенел. Кровь бросилась ему в лицо. Он поднял руку, как бы намереваясь ее ударить. Она спокойно встретила его бешеный взгляд. В течение нескольких секунд он был настолько ошеломлен, что мог лишь издавать какое-то хлюпанье. Потом он отпрянул.
– Как вы смеете говорить мне такие вещи?
– Я и подумала, что тут какое-то недоразумение. Ваш лейтенант предупредил меня, чтобы я не ожидала от вас никакой пощады и что, если я не покорюсь вам, меня будут держать на вашей постели ваши солдаты.
Пренебрежение и презрение в ее голосе почти довели генерала до сумасшествия. Она стояла, выпрямившись, глаза ее сверкали, руки сжались в кулаки. Она понимала, что все зависит от того, удастся ли ей разжечь его гнев.
– Мне стало легче от того, что вы сердитесь, генерал, – продолжала она. – Я ни на миг не поверила, что человек, достигший вашего ранга, способен на такое невыносимое оскорбление по отношению к женщине. Может быть, вы перемените представление о вас у вашего лейтенанта. Оно вам не льстит.
Фуэнтес сделал быстрый шаг вперед и стиснул ее руку. Его лицо было белым от ярости.
– Неужели он и вправду сказал это?
Майра, чувствуя легкую тошноту, тихо произнесла:
– С меня хватает кубинского гостеприимства на сегодняшний вечер. Будьте любезны отпустить меня назад в мою комнату.
Она повернулась к двери. Часовой уставился на нее и сделал – не очень охотно – попытку ее остановить. Майра проскользнула мимо него и пошла по коридору. Она слышала позади легкие шажки генерала и должна была сделать усилие над собой, чтобы не пуститься бегом. Он догнал ее на лестничной площадке.
– Очень жаль, что вам пришлось перенести такое обращение. Не пересмотрите ли вы ваше решение и не вернетесь ли в мои апартаменты? Я могу заверить вас, что у меня вы в безопасности. Что же касается лейтенанта Картеца, то он будет строго наказан.
Стараясь сохранять твердость голоса, Майра сказала:
– Вы должны простить меня, генерал, я испытала слишком сильное потрясение. Ваше великодушие, когда вы застали меня совершенно врасплох, достойно высочайших традиций вашей расы. Пожалуйста, не считайте меня неблагодарной.
Она одарила его испуганной улыбкой и побежала вниз. Генерал смотрел ей вслед. Он был похож на обалдевшего быка на арене, ошеломленного неожиданным взмахом пелерины матадора.
Он стоял в глубоком раздумье на лестничной площадке, пока она не скрылась из виду. Потом его лицо перекосила зверская ярость, он резко повернулся кругом и рявкнул часовому:
– Лейтенанта Картеца ко мне сейчас же!
Часовой с круглыми от страха глазами поспешно повиновался. Фуэнтес его остановил.
– Подожди, – сказал он. – Через час приведи ко мне женщину, понимаешь? Годится та девчонка, которая работает здесь. Разыщи ее и приведи ко мне через час.
Часовой ухмыльнулся:
– Есть, ваше превосходительство.
Фуэнтес взглянул на него с подозрением:
– Если ты дотронешься до нее в течение этого часа, я лично буду присутствовать при твоем наказании. Смотри, чтобы она была чистая и в чистом белье, когда ты ее приведешь. Теперь пришли ко мне лейтенанта.
Он повернулся и пошел в свою комнату быстрой, нетерпеливой походкой.
4
Маленькие разукрашенные часы на каминной полке звонко пробили девять. Через открытое окно доносились отдаленные крики и редкие выстрелы. Моркомбр сидел на полу спиной к двери и глядел в темноту за окном. Уже полчаса он не шевелился.
Квентин в рубашке с короткими рукавами, с расстегнутым воротом мерил комнату широкими шагами. В камине громоздилась куча окурков. Он то и дело косился на Майру, спавшую на диване. Он думал, что теперь, когда ее черты расслабились, она выглядит очень усталой, бессильной и беззащитной. Он подошел к Моркомбру и встал за ним, вглядываясь в ночную мглу.
– Мы попали в переделку, Билл, – произнес он очень тихо. – Надо что-то предпринять, пока не прошла ночь. – Он посмотрел через плечо на спящую девушку. – Ей повезло вырваться на этот раз, но завтра будет другое дело. Нам надо попытаться вытащить ее из этого.
Моркомбр проворчал:
– Ты имеешь в виду прокладывание пути через орды солдат, отстреливаясь, как в кино?
– В таком духе.
– И мы – двое чудаков – защищаем ее от свинцового града нашими большими загорелыми телами?
– Нечто в этом роде.
– О'кей, если так ты считаешь. Я полагаю, с меня довольно газетной работы. Может быть, на том свете будет не так уж плохо. – Он рассмеялся. – Интересно, снимают ли ангелы свои крылья, когда ложатся спать? Пожалуй, это неудобно, если не снимать.
Квентин закурил сигарету.
– Консул находится в полумиле отсюда. Поход будет опасным, но нам надо ее туда доставить.
Моркомбр встал.
– Когда отправляемся?
– После полуночи, я думаю. Мы должны улучить момент и обмануть часовых.
Внезапный дикий крик ужаса заставил их вздрогнуть. Майра вскочила в испуге.
– Что случилось? – спросила она сорвавшимся голосом.
Квентин подошел к двери и осторожно ее приоткрыл. Крик повторился. Он исходил сверху. Часовой за дверью пригрозил винтовкой.
– Вернитесь в комнату, – приказал он.
Квентин на приказ не отреагировал, он стоял и смотрел вверх. На лестничной площадке, спиной к нему, стояла Анита. Совершенно голая.
Лицом к ней стоял гигантский негр-солдат. Он держал винтовку наперевес. Лицо его раскалывала надвое торжествующая ухмылка. Он направил на Аниту винтовку со штыком. Длинное блестящее лезвие витало в футе от нее.
Прежде чем Квентин смог что-то понять, послышался голос, сказавший нетерпеливо:
– Продолжай, ты, дурачина, приканчивай ее.
Он узнал грубый голос Фуэнтеса. Его рука метнулась к заднему карману брюк, но часовой у двери его опередил, ударив прикладом винтовки. Удар был сильный. Квентин свалился бы с ног, если бы не Моркомбр, стоявший за ним.
Они услыхали еще один страшный вопль Аниты. Они увидели, как она схватилась руками за лезвие, которое негр направил в нее. Они увидели ее руки, скользнувшие вдоль лезвия, и кровь, когда острый штык раскроил ее ладони и рассек запястья, а затем ударил в середину груди с невероятной силой, и три дюйма красной стали вышли из ее спины. Все еще ухмыляясь, негр удерживал винтовку наперевес, чтобы она не могла упасть. Ее колени подогнулись, и руки слабо бились о дуло винтовки, а он все держал ее, выкатив большие черные глаза и смеясь над ней.
Квентин взял себя в руки. Часовой отступил, его палец уже был на курке.
– Назад! – выкрикнул он свирепо. – Назад!
Когда Анита упала, негр наступил на нее ногой и выдернул штык. Это был сильный толчок, спустивший тело с лестницы по всем ступенькам. Оно оказалось почти у ног Квентина. Часовой лишь на миг отвел глаза от Квентина, чтобы взглянуть на убитую. Квентин не колебался ни секунды. Его рука метнулась к карману, и пуля вошла часовому между глаз. Большой негр, услышав выстрел, передернул затвор и бросился вниз по ступенькам. Квентин выстрелил еще раз. Негр испуганно хрюкнул, схватился обеими руками за живот и тяжело осел.
Одного взгляда на Аниту было достаточно. Как жалостно, как ужасно мертва. Квентин повернулся к Моркомбру.
– Пошли, – сказал он. – Теперь или никогда.
– Я возьму винтовку и пойду первым, – предложил Моркомбр. – Ты ведешь мисс Арнольд и прикрываешь тыл.
Прежде чем Квентин смог запротестовать, Моркомбр схватил винтовку часового и направился вверх по лестнице.
Квентин сказал Майре:
– Пошли, надо срочно убраться отсюда.
Майра подошла к двери, очень бледная, но спокойная. Он схватил ее за руку и протащил мимо двух тел. Настроение у него было самым мрачным. Он понимал, что предстоит невеселая прогулка.
Моркомбр уже достиг лестничной площадки и скрылся в коридоре второго этажа. Они услышали крик генерала, приглушенный расстоянием. Наверху лестницы показался бегущий солдат. Выскочивший следом Моркомбр выстрелил в бегущего, держа винтовку у пояса. Пуля просвистела рядом с головой солдата. Моркомбр начал возиться с затвором, а солдат тем временем приготовился открыть огонь. Квентин вытащил свой пистолет и пристрелил солдата.
– Пользуйся пистолетом, – рявкнул он. – Ты не привык к ружью.
– И это мне говоришь ты, – прохрипел Моркомбр, вытирая пот с лица.
Он отбросил винтовку и вытащил из заднего кармана полицейский, особый, 38-го калибра. Они прошли к следующему лестничному пролету и спустились в холл отеля. Двое солдат и сержант выскочили из боковой комнаты и открыли стрельбу. Квентин почувствовал, как ветерок от пули овеял его лицо. Он выстрелил одновременно с Моркомбром. Двое солдат упали ничком, сержант был ранен в руку. Он повернулся и пустился наутек, вопя во весь голос.
Моркомбр сказал:
– Спускайся в подвал… Ты не выйдешь никаким другим путем. Они не смогут достать тебя там… Я видел… – Он покачнулся.
Квентин успел его подхватить.
– Ты ранен? – спросил он.
Ноги Моркомбра подогнулись, и Квентину пришлось отпустить его на пол.
– Что с тобой? – Он искал глазами, где же рана, и не находил.
– Иди… иди, ты, чудак, – произнес Моркомбр слабеющим голосом. – Не беспокойся обо мне. Уведи девушку. – Он прижал руки к груди, и Квентин увидел кровь, струившуюся сквозь пальцы.
– Держись, – сказал он. – Мы уйдем только вместе. Обхвати меня за шею.
– Ради Христа, оставь меня в покое, – попросил Моркомбр, почти рыдая. – Уматывай… Они ничего со мной не смогли сделать… Уведи девушку…
– Будь проклята эта девушка! – яростно вскричал Квентин. – Я тебя не оставлю. – Он наклонился и с невероятным усилием взвалил на себя Моркомбра. Шатаясь, он сделал несколько шагов к служебному лифту, заслонявшему ведущую вниз лестницу. – Спускайтесь… быстро… идите вперед, – сказал он Майре, задыхаясь.
Она подняла упавший на пол пистолет Моркомбра и осталась в холле, не спуская глаз с двери, за которой исчез сержант. Квентин, шатаясь, огибал служебный лифт. Он видел, что спорить с ней – только терять время. Моркомбр вдруг отвердел в его руках, и Квентин потерял равновесие. Ему пришлось положить свою ношу на пол. Одного взгляда на лицо Моркомбра было достаточно. Квентин поднялся с колен и побежал за Майрой.
– Он скончался. Пошли, ради Бога.
Вместе они начали спускаться по темной лестнице в подвал. Достигнув подножия лестницы, они услышали над головой тяжелый топот. Квентин взял Майру за руку и повел ее по каменным коридорам. Там в конце лабиринта были каменные ступени в погреб. Вход в погреб оказался очень узким, впору пройти лишь одному человеку. Идеальное место, чтобы выдержать осаду.
– Какое-то время мы будем тут в порядке, – сказал Квентин, чиркнув зажигалкой и бегло осмотрев подземелье с низкими сводами. Помещение было просторным, и тут стояло множество винных бочек.
– Мы здесь не умрем от жажды, – заметил он с кривой ухмылкой.
Он нашел выключатель, и, когда повернул его, под потолком зажглась тусклая лампочка.
– Если мы передвинем пару бочек к двери, мы продержимся здесь до позднего вечера.
Майра помогла ему завалить дверь бочками и обессиленно опустилась на каменный пол. В этот момент Квентин был слишком занят, чтобы беспокоиться о ней. Он удостоверился, что другого входа в погреб нет, и занял позицию у двери. Сюда доносился шум наверху и цокот каблуков. Он услышал, как Фуэнтес спросил:
– Где они?
В ответ послышалось бормотание, из которого Квентин не разобрал ни единого слова, а потом Фуэнтес четко произнес:
– Мы вытащим их позже. Поставьте двух человек у входа. Прикажите им стрелять без предупреждения.
Квентин покривился.
– Они засекли нас тут, – сказал он, – им не удастся проникнуть внутрь, но и мы не сможем выйти наружу. Нам придется ждать, пока кто-нибудь не придет и не выгонит всю эту шайку.
Майра подняла на него глаза:
– Это все из-за меня. Не будь меня, этого никогда бы не случилось.
– Забудьте об этом. Что за польза в таких разговорах? Если мы выберемся, я напишу роскошный репортаж. Если нет, его напишет кто-нибудь другой… Ну и что?
– Из-за меня погиб ваш друг.
Лицо Квентина окаменело.
– Сейчас не время для таких разговоров. Это не приведет нас ни к чему хорошему. Биллу не повезло. Ну, допустим, не было бы вас. А то, что они сделали с Анитой? Неужели вы думаете, что мы с Биллом это бы стерпели? – Он покачал головой. – Но мы, конечно, были простофилями. Не надо было оставаться в этом отеле. Нам очень хотелось быть там, где умирают. Теперь, похоже, мы будем присутствовать не на тех похоронах.
Майра сидела, поникнув, сложив руки на коленях, подвернув ноги. Ее сильно потрясла смерть Моркомбра.
Он встал и подошел к длинным рядам бутылок. После тщательного обследования он выбрал пару бутылок и вытащил пробки штопором перочинного ножа.
– Вы когда-нибудь пробовали пить прекрасное легкое вино из бутылки? – Он протянул одну из бутылок Майре. – Хочу угостить вас этой штукой. Вы почувствуете себя лучше.
Она поколебалась, потом взяла бутылку. Вино оказалось крепким и сладким. Их мучила жажда, и они выпили помногу. Он снова сел у двери.
– Неплохая вещь, правда? – спросил он, чувствуя, что вино начинает на него действовать. Мощный напиток, подумал он и поставил бутылку. В его положении ни к чему пьяная голова.
Взглянув на Майру, он заметил, что ее лицо порозовело и глаза заблестели. Она снова приложились к бутылке.
– Крепкое, даже очень, – сказала она и рассмеялась. Несколько минут она задумчиво смотрела на него. – Знаете, я боюсь оставаться с кем-нибудь наедине, как сейчас. – Она резко отвернулась.
Квентин видел, что она немного опьянела.
– Вам не надо меня бояться, – спокойно сказал он.
– Да, я знаю. – Она медленно вертела бутылку в своих руках. – А помните, я вам сказала, что виновата в гибели вашего друга?
– Нам не надо опять начинать об этом.
– Но это правда. Это началось с Лейси. Вам неизвестно о Лейси, но начали это он и луна. – Она поднесла бутылку к губам и запрокинула голову. Квентин сделал было движение, чтобы остановить ее, но передумал – пускай напьется и выговорится.
Она поставила бутылку на пол.
– Я была сумасшедшей. Вы когда-нибудь бывали сумасшедшим? Вы когда-нибудь чувствовали, что готовы отдать все на свете, за по-настоящему прекрасного мужчину, который мог бы свалить вас с ног? – Она взглянула на него и покачала головой: – Нет, я полагаю, вы никогда не чувствовали ничего подобного. Я чувствовала. Я хотела любви. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь свалил меня с ног. Меня так тошнило от Нью-Йорка. Я поехала в Гавану, потому что все говорят – это место любви. Я хотела поверить в это так сильно, что заморочила себе голову до смерти. Мне хотелось этого так сильно, что я позволила соблазнить меня судовому сердцееду. Таков тип двойной дуры, мой тип. Это был Лейси. Высокий, красивый и ужасно, ужасно подлый, а я-то думала, что он настоящий. Я не могла вернуться на судно после этого. Я хочу сказать, что не могла совершить на этом судне долгую обратную дорогу, боялась столкнуться с ним в любой момент. Нет, я не могла. Поэтому я решила остаться. Теперь вы понимаете? Если бы я не была такой шлюхой, вы не разозлили бы генерала, вашему другу не пришлось бы погибнуть… и я не оказалась бы здесь. Вы понимаете это, не так ли?
Все время, пока она говорила, Квентин пристально рассматривал свои начищенные туфли. Этот внезапный взрыв откровенности, пожалуй, его потряс. На вид она не принадлежала к тем, кто теряет рассудок. Наконец он сказал:
– Чертовски странные вещи происходят, не так ли? Я хочу сказать, может быть, когда вы выберетесь из этого и оглянетесь на это, вам удастся понять, почему это должно было случиться.
Майра прищурилась, как бы желая разглядеть его более ясно:
– Вы думаете, это должно было случиться?
Он кивнул:
– Разумеется. Я думаю, такого рода вещи заранее предначертаны и неминуемо случаются. Иногда вам кажется, что жизнь колотит вас беспощадно, но по прошествии времени, оглянувшись, вы понимаете, почему это произошло. Во многих случаях вы только потом осознаете это, как лучшее из всего, что могло случиться.
Она нахмурилась:
– Можете ли вы узреть хоть какую-нибудь перспективную черту в том, что мы сидим взаперти в погребе, имея все шансы расстаться с жизнью?
Квентин улыбнулся:
– Сию минуту – не могу. Но, может быть, месяцев через шесть я буду рад, что набрался такого опыта.
– Нет, со мной этого не может быть. Почему это должно было случиться с нами? Почему именно мы угодили сюда?
– А почему вместо вас должен быть кто-то другой? Я не страшусь того, что может произойти с нами. А вы?
Ее лицо внезапно искривилось, и она заплакала:
– Да, я боюсь. Я чувствую, что нам отсюда никогда не выбраться. И все потому, что я была такой дурой. Вам придется пострадать из-за меня.
Он подошел к ней и сел рядом.
– Это не так, – сказал он, протянув ей свой носовой платок. – Вы выйдете отсюда благополучно, и я тоже. Через несколько дней вы будете вспоминать об этом как о захватывающем приключении, о котором интересно рассказывать друзьям.
Он обнял ее одной рукой, и она прижалась к нему. Они долго сидели так, пока она не заснула.
5
Вскоре после полуночи начали разворачиваться какие-то события. Грохот выстрелов и крики приблизились. Майра, вздрогнув, проснулась. Наверху раздались три винтовочных выстрела. Она вскрикнула и диким взглядом осмотрела тускло освещенный погреб. Она увидела Квентина, стоявшего на коленях у двери. Свет отражался на дуле его 38-го. Она подползла к нему.
– Что случилось? – спросила она.
– Что-то происходит, – сказал он. – Может быть, туземцы узнали, что Фуэнтес здесь.
Снова наверху послышались винтовочные выстрелы. Кто-то пронзительным голосом по-испански выкрикивал приказания. Затопали тяжелые сапоги. Очевидно, солдаты разбегались, чтобы занять оборонительные позиции. Внезапно жуткие вопли донеслись из сада. Квентин отошел от двери.
– Да, – сказал он. – Я полагаю, они пришли, чтобы его выкурить. Прислушайтесь.
Отдаленный шум перерастал в оглушительный рев. Снаружи приближалась толпа. Погреб сотрясался от грохота винтовочного огня, солдаты залп за залпом поливали толпу свинцом. Последовали новые вопли и крики, затем внезапно кто-то завизжал, как насмерть перепуганный ребенок. Оглушительный взрыв обрушил штукатурку на двоих, скорчившихся в погребе.
Майру сбросило с ящика, на котором она сидела.
– Какой-то парень швырнул в них бомбу, – задыхаясь, проговорил Квентин, помогая ей подняться. – С вами все в порядке?
Она отряхнула руками платье.
– Да… Они сделают это опять? Тут безопасно?
– Конечно. Эти погреба могут выдержать и не такое. Интересно, как понравился генералу этот подарок? – Отодвинув одну из бочек, которыми была забаррикадирована дверь, он чуть-чуть ее приоткрыл. На всех ступенях лестницы валялись крупные куски штукатурки, в воздухе висела едкая белая пыль. Снова началась стрельба, но на этот раз залпы были очень недружными. – Я полагаю, эти молодцы долго не продержатся. Бомба нанесла им серьезные потери.
Наверху лестницы показались двое солдат. Они искали, где спрятаться. Их лица были белыми от пыли, в глазах стоял ужас. Квентин прицелился в одного из солдат и выстрелил. Солдат упал и покатился вниз по каменным ступеням. Второй завопил и бросился назад.
Майра легла ничком на пол и заткнула руками уши. Гул возбужденной толпы, победные крики и топот ног над головой – все это вместе означало, что туземцы ворвались в отель.
– Теперь они внутри, – сказал Квентин. – Нам надо сидеть тихо. Они нас не пощадят, если увидят. Но, покончив с Фуэнтесом, они скорее всего сразу уберутся. Тогда мы сможем переправиться туда, где поспокойнее.
Наверху продолжался бой. Выстрелы, крики и топот ног. Внезапно раздался неистовый рев и следом – жуткий вопль ужаса.
– Они его схватили, – сказал Квентин и подбежал к двери, забравшись на бочки, он попытался разглядеть, что там наверху.
Майра прижалась к полу, она не отнимала ладони от ушей, чтобы не слышать рева прорвавшейся толпы. Но все-таки до нее долетел предупреждающий крик Квентина:
– Берегитесь… Берегитесь!
Она видела, как он отбежал от двери, руками прикрывая лицо. Она увидела его глаза, расширившиеся от ужаса. Затем у двери возникла ослепительная вспышка, и весь погреб засыпало пылью и кирпичами. Она вполне осознавала все, что происходило вокруг. Тело Квентина поднялось в воздух, словно подброшенное рукой великана, и перелетело на другой конец погреба. Она подползла к нему на четвереньках. Склонившись над ним, она оцепенела, зажав рот рукой. Бомба превратила его в какой-то сгусток рваного мяса и крови. Она вскочила на ноги и убежала в дальний угол. Этот страшный взрыв лишил ее рассудка. Она не могла больше ни о чем думать. Ей хотелось лишь убежать от этого жалкого перемолотого тела. Бессознательно она стала карабкаться вверх по разрушенной лестнице. Из-под ее ног срывались камни и доски, но она добралась до верха. Холл был полностью разрушен. На полу в больших багровых лужах лежали солдаты.
Она добрела до гостиной. Какая-то бомба взорвалась и здесь. Мебель была раскидана и разломана, пол усеян осколками зеркал и оконных стекол. Все было покрыто толстым слоем штукатурки и пыли. Она увидела генерала, пригвожденного штыками к двери. Голова его свисала на грудь, а белый китель был покрыт пятнами крови. Она закрыла лицо руками и, ничего не видя, выбежала из гостиной.
В этот момент из сада ворвалась в отель за добычей небольшая группа туземцев. Они набросились на нее, как стая голодных волков. Их руки ощупывали ее, глаза обезумели от похоти. В ее восприятии происходящего больше значило отвратительное зловоние их тел, когда они дрались из-за нее, чем ее собственный ужас. У нее мелькнула мысль: «Так он ошибался. Я знала, что он ошибается. Это не могло быть предрешено. Бог не позволил бы, чтобы это случилось со мной, если бы мог это остановить».
Одному гигантскому туземцу удалось отнять ее у других, и он перебросил ее через плечо, угрожая остальным генеральским револьвером. Он начал пробираться к лестнице.
Она сказала себе: «Он всего лишь собирается сделать то, что сделал Лейси. Только на этот раз это будет более откровенно. Он не будет притворяться, что он прекрасный человек, а мне не надо притворяться, что Гавана – место любви».
Она смотрела, как пол плывет под большими черными голыми ступнями. Свисая с плеча гиганта почти вниз головой, она имела возможность рассматривать гостиную отеля в уникальном ракурсе. Она обнаружила, что смеется, потому что все это было, пожалуй, смешно. Туземцы сбились в кучу, глядя на нее голодными и разочарованными глазами. Все ее хотели, но из-за того, что у гиганта был револьвер, им пришлось посторониться и остаться ни с чем.
Она сказала черным пяткам:
– Я знаю, что вам нужно. Я светская женщина. Мне пришлось приехать в Гавану, чтобы узнать об этом, но теперь я знаю. Я знала точно, что вы станете делать со мной, когда захватите меня. Но это будет недолго.
И тут она подумала с надеждой: «Интересно, умру ли я сегодня ночью?»
Очевидно, никому не придет в голову винить ее за такие мысли и такие слова, потому что скопление обстоятельств было слишком непосильным для ее рассудка.