После чего Ренадо, взяв Кейда под локоток, провел его к окну, где Диас стоял с видом короля, дающего аудиенцию. В таланты Кейда, помимо всего прочего, входило еще и умение разрушать всяческие, даже самые несокрушимые барьеры между людьми. И уже через пять минут Диас расслабился и даже улыбнулся. Кейд быстро раскусил тореро, понял, что тот падок на лесть, и не преминул обрушить на Диаса целый водопад самых грубых и примитивных комплиментов.
Крил, дежуривший в открытом дверном проеме, начал распаковывать оборудование Кейда. Через несколько минут Кейд приступил к съемке. Это были совершенно ненужные, пустые кадры, но Кейд всегда готов был потратить зря метры пленки, чтобы сделать только один — гениальный — снимок. Он знал, что рано или поздно объект съемки забудется, отвлечется и выдаст свое подлинное «я». Он нащелкал уже кадров семьдесят, прежде чем уловил, наконец, то, чего ожидал.
К тому времени Диас позировал более чем охотно. Его представления о том, в какой позе он смотрится лучше всего, мало интересовали Кейда, репортер не спорил и соглашался на все предложения Диаса. Время гениального кадра пришло, когда Франоко, наблюдавший за баловнем судьбы с презрительным и враждебным выражением неудачника, случайно задел шпаги, прислоненные к креслу, и они с грохотом покатились по полу. Диас дернул головой в его сторону. Глаза его горели жестокой злобой, и он заорал:
— Ты, придурок неотесанный! Не можешь две минуты спокойно посидеть?!
Щелкнул затвор камеры, и Кейд понял, что, наконец, сделал тот единственный снимок, за которым сюда пришел. Но для вида он щелкнул еще кадров двадцать, прежде чем откланяться.
— Придете завтра посмотреть мой бой? — спросил Диас.
Судя по виду, он сожалел, что фотосъемка закончилась.
— Непременно, — ответил Кейд, подавая Крилу знак, что тот может сворачивать аппаратуру.
— Это произведет на вас неизгладимое впечатление, — говорил Диас. — Вы будете рассказывать своим внукам, что видели, как великий Диас уложил быка.
Без всякого выражения на лице Кейд заверил Диаса, что полностью сознает, какое счастье ему привалило. Он пообещал прислать Диасу снимки. После чего они обменялись рукопожатиями. Ренадо тоже пожал руку Кейду. И, убедившись, что Диас не смотрит на него, заговорщицки подмигнул Кейду.
Когда они пересекали улицу, направляясь к арене для боя быков, Крил сказал:
— Он глуп, но он великий тореро, сеньор. Он очень храбрый. Храброму человеку многое можно простить. Вы сегодня увидите его во всей красе. Через год-два он уже таким не будет. Слишком много женщин. Это до добра не доводит. Пока что ему везет — и с ними, и с быками. Но рано или поздно эта комбинация приведет его к гибели.
Кейд не слушал. Он думал о Хуане. Она ушла из отеля рано утром. Любовник пригласил ее пойти на бой быков вместе, но Хуана заявила, что коррида ей осточертела, что она видела слишком много боев, да и, кроме того, надо же дом приготовить. «Сделаешь снимки, — сказала она, — и прямиком туда, я буду ждать».
Первый, предназначенный Диасу бык оказался большим и храбрым. Крил пояснил, что Диасу повезло, поскольку нынешние быки ни к черту не годились. Все вырождается — и селекционеры, и быки. Разве это быки? Это же крысы какие-то: маленькие, юркие и трусливые. Матадор-то может быть умным и опытным, да разве покажешь настоящий бой с такими тварями?
И хотя Кейд в корриде разбирался, как свинья в апельсинах, он быстро понял, что стал свидетелем действительно грандиозного представления, в котором на равных участвовали великолепное животное и превосходный, безумно храбрый художник своего дела. Без преувеличения великий артист. Кейд сделал сотни три снимков, работая быстро, четко, профессионально, а Крил как верный оруженосец безошибочно подавал ему нужную камеру и быстро менял объективы. Он делал это так ловко, что обеспечил Кейду возможность практически непрерывной съемки.
Заключительный удар надолго остался в памяти Кейда. Диас вложил в него всю свою животную силу. Шпага вошла в тело быка по самую рукоятку. Со стороны казалось, что это так же легко, как проткнуть марлю иголкой. Бык был мертв еще до того, как его туша рухнула на песок арены.
Пока Диас, гордый и надменный, медленно обходил арену принимая овации и восторженный визг публики, Кейд кивнув Крилу, тот собрал аппаратуру, и они пошли к выходу.
Крил уже договорился с одной фотолабораторией, что она не закроется в воскресенье, чтобы сразу же проявить пленки Кейда, так что, выйдя со стадиона, они сразу же туда и отправились.
Спустя два часа Кейд вышел из «красной комнаты» с пухлой пачкой мокрых снимков в руках.
Крил и владелец лаборатории, беседовавшие и попивающие пиво, поднялись с ожиданием во взглядах.
— Вот эти получились неплохо, — сказал Кейд и начал раскладывать снимки на столе.
Кейд явно поскромничал. Просмотрев несколько фотографий, владелец заведения, толстый, лысеющий мексиканец, который терпеть не мог корриду, аж присвистнул.
— Да, — сказал он, — я всегда думал, что бой быков — это мерзость, но впервые вижу человека, который смог это показать.
Крил же сказал тревожно:
— Диасу это не понравится, сеньор.
Кейд собрал снимки и положил их в конверт.
— А мне какое дело? Отвези-ка меня домой.
Уже в машине Крил продолжил тему:
— Диас — опасный человек. Он богат и популярен. Вы об этом подумали? Вы ему не польстили. То, что он почитает высоким и благородным искусством, вы представили как нечто низкое и подлое. Уж и не знаю, как вам это удалось.
— Просто так оно и есть, — ответил Кейд небрежно.