Ничто не вечно под луной, но пока наше путешествие длилось, оно казалось многоцветным сном. И сейчас, лежа рядом с Бертой на залитой солнцем палубе, я перебирал в памяти эти роскошные, ну просто шик-блеск, четыре недели, которые мы провели на нашей супершикарной яхте.
Берта сумела заполучить ее напрокат для плавания в оба конца всего за двадцать тысяч долларов, но и без подвоха не обошлось. То ли Берта не слишком расстаралась, то ли капризы чудика зашли чересчур далеко и она заартачилась, но он согласился предоставить ей яхту только с условием, что расходы на рацион для нас и всей команды она возьмет на себя. Поскольку Берта тратила мои деньги, она легко согласилась. Когда она выложила все это мне, я взгрустнул о своих зеленых, но вспомнил фразу, которую как-то произнес отец: «Никогда не жмотничай, даже если ты на самом деле жмот». Так что я согласился... В конце концов, для чего же деньги?
Мы побывали на Кайманах, на Бермудах, на Багамах и на Мартинике. Купались, лакомились всякими деликатесами, которые только можно купить за деньги, выпивали по четыре бутылки шампанского ежедневно и, благодаря непрерывному пополнению запасов спиртного, Берта стала такой ненасытно-сексуальной, что мне было трудновато соответствовать ее требованиям. Принимали у себя на борту повес, которые обычно наводняют роскошные яхты, стоит им причалить к берегу.
В общем, веселились на всю катушку, но ничего не продолжается вечно.
И вот мы возвращались в Парадиз-Сити, нам предстояло прибыть туда к вечеру.
— Ты уже собрала вещи, крошка? — спросил я, потягиваясь.
— Ну не порти мне настроение: не хочу, чтобы это кончалось.
— Я тоже, но лучше все же собраться. — Я встал. — Пойду сложу свои пожитки. Сначала я, потом ты.
— Убирайся!
Я спустился в каюту и огляделся. Господи! Неужели я всего этого лишусь? Неохотно я вытащил чемодан и швырнул его на кровать.
В этот момент в дверь постучали, и в каюту вошел старший стюарт, он же лакей, он же слуга.
Он был высокий, худощавый, с длинным некрасивым лицом и глазами-бусинками, не более выразительными, чем омытые волной морские камешки. Служил он нам безупречно, но все то время, пока состоял при нас, вид у него был такой, словно его тонкие ноздри постоянно оскорбляет какой-то едва заметный, неприятный запах.
— Охотно соберу ваши вещи, сэр. Ведь насколько я знаю, вечером вы нас покидаете?
— Да, да. Прекрасно! Сложите мои вещи, а потом и вещи миссис Андерсен.
По соображениям приличий мы арендовали яхту как муж и жена, но я догадывался, что нам не удалось обмануть ни этого типа, ни капитана, ни кого-либо из команды.
— Хорошо, сэр. — Он помедлил и протянул мне толстый конверт. — Здесь все счета, сэр.
Обычно расчет производится до того, как мы сойдем на берег.
— Конечно, — ответил я, — я все сделаю.
— Кроме того, сэр, команде полагается двадцать пять процентов от общей суммы. Я буду рад передать им деньги от вашего имени.
Я посмотрел на него, и он не отвел глаз.
— Двадцать пять процентов?
Он позволил себе слегка улыбнуться:
— Ну да, сэр. Но разумеется, если вы желаете увеличить сумму...
— Конечно, конечно, — поспешил я и, оставив его, перешел в кают-компанию. Сев за стол, я распечатал конверт и посмотрел на сумму. Тридцать шесть тысяч долларов! Стюарт карандашом приписал к ней девять тысяч для команды. Итого, сорок пять тысяч долларов. Я тяжело вздохнул. И начал просматривать, из чего эта сумма складывалась. Затем откинулся на спинку стула. Еще раз вглядевшись в итог, я достал ручку и занялся кое-какими вычислениями. Выходило, что теперь мое состояние равняется двум тысячам тремстам долларов, а совсем недавно, всего четыре недели назад, я стоил пятьдесят тысяч!
Я снова вышел на залитую солнцем палубу, где Берта как раз наливала себе очередной стакан шампанского.
— Как ты быстро, — посетовала она. — Только не говори, что уже уложил все вещи.
— Этим занялся наш жеманный уродец. Он и твои вещи сложит.
Берта, потянулась, улыбаясь: