Дверь открылась, и высокий худой человек вошел в комнату.
— Мистер Гранди? Я доктор Вене. Я должен сказать вам... — Гранди слушал его. — Я очень сожалею, но считаю своим долгом сообщить вам факты.
Гранди смотрел на свои руки.
— Вы хотите мне сказать, что надежды нет?
— Она будет жить... но никогда не будет нормальной. У нее необратимые мозговые нарушения, она перенесла сильное душевное потрясение. Жизнь ее можно поддерживать только приборами, которые нельзя отключать, так как смерть наступит мгновенно. Это все, что для нее можно сделать. В таком положении она может находиться годы.
— Она может только дышать?
— Да, только дышать.
Гранди обдумывал сказанное врачом.
— Тогда ей лучше умереть.
— Вы правы. Но мы, врачи, не можем так говорить. Наше дело — поддерживать ее дыхание, — тихо сказал Вене.
— Вы уверены, что она никогда не придет в себя?
— Уверен. Как я уже сказал, мозговое нарушение у вашей дочери необратимо.
— Я хочу ее видеть.
— Пожалуйста. Она сейчас на искусственном дыхании, пойдемте.
Он повел Гранди по длинному коридору в палату. В середине комнаты стояла кровать, под простыней лежала Джина, обвитая трубочками, проводами и пробирками, которые соединяли ее с аппаратом искусственного дыхания.
— Спасибо, — сказал сестрам врач. — Оставьте нас с мистером Гранди одних. Если вы нам понадобитесь, мы позовем вас.
Не обращая внимания на персонал, Гранди подошел к кровати и наклонился над дочерью. Впервые, после смерти жены, он почувствовал невыносимое горе, как будто сам он уходил из жизни. Но могучим усилием воли он сохранил контроль над собой.
Он стоял неподвижно, прощаясь с последним звеном своей жизни и последней надеждой. Вся жизнь казалась ему бессмысленной, призрачной химерой. К чему бежал, куда-то рвался, к чему-то стремился. Родителям нельзя хоронить своих детей. Он наблюдал, как слабо поднимается под простыней грудь дочери. Он смотрел на ее бледное лицо.
— И в таком положении она может лежать годами? — вдруг спросил он.
— Да.
— Вы уверены в этом?
— Да. Для нее нет надежды. — Вене подошел к кровати и указал Гранди на штепсельную вилку. — Это включение аппарата. Теперь я должен идти, меня ждут больные. — Он пристально посмотрел на Гранди. — Если бы это была моя дочь, я не сомневался бы, что мне делать.
Гранди вытер потные руки. Вене продолжал:
— Если вилка будет в розетке, она будет дышать, если выключить вилку, то наступит безболезненный конец. Решайте сами.
Он вышел, закрыв дверь. Гранди придвинул стул и сел у кровати. Он долго наблюдал за дыханием дочери.
— Это хорошо, родная, что ты убила негодяя, который напичкал тебя наркотиками. Нам остается только месть. И я тебе клянусь, что свершу ее. Негодяй, выпустивший тебя, мою маленькую, больную девочку, умрет медленной и мучительной смертью. Он будет страшно страдать, клянусь тебе в этим. — Он поднялся, не отрывая взгляда от Джины. Нагнулся, поцеловал ее в щеку и, обойдя кровать, выдернул вилку из розетки. Затем, когда простыня перестала подниматься, закрыл ей глаза и вышел из комнаты.
Проходя мимо регистратуры, он услышал, как его окликнули:
— Простите, мистер Гранди.
Гранди остановился.
— Мистер Фрост просил передать вам, что он поехал на виллу.