Мой рык заставил его поднять голову. Глаза его светились отчаянием и ненавистью. Затем он повернулся, вышел в солнечный свет и, волоча ноги, зашагал к далеким пальмам.
Я посмотрел на Раймондо, наблюдавшего за нами со скамьи.
— Значит, так. Я сдаюсь. Признаю свое поражение. Стрелять он не будет. Я хочу поговорить с твоим боссом.
Раймондо отбросил окурок.
— Да, пора поговорить с боссом, — он встал. — Сейчас и поедем к нему. Я только починю машину.
Лопнула моя мечта заработать пятьдесят тысяч долларов, но, к моему удивлению, я не испытывал ничего, кроме облегчения. Никакие деньга не могли компенсировать то, что мне пришлось пережить за последние дни. Если бы дело касалось только Тимотео, я бы еще мог сожалеть о том, что не удалось научить его стрелять. Но мысль о деньгах так загипнотизировала меня, что я чуть не разрушил нашу семью.
— Увидимся у бунгало, — кивнул я.
Люси на кухне готовила ленч.
— Я сейчас поеду к Саванто. Верну деньги. Через несколько часов мы снова будем одни.
Люси замерла, затем повернулась ко мне.
— Что случилось?
— До меня внезапно дошло, что эта работа нужна мне, как рыбке — зонтик, — ответил я. — Он никогда не научится стрелять. Я сдаюсь, мы возвращаемся на исходные позиции, — я улыбнулся. — Я отлучусь на минутку, дорогая, вырою деньги.
Я вышел через дверь черного хода, разрыл песок, вытащил жестянку, достал облигацию. Раньше я обращался с ней с почтением, а теперь сложил вчетверо и сунул в карман. Для меня она стала клочком бумаги.
Вернувшись на кухню, через окно я увидел подъезжающий «фольксваген».
— Я приеду через пару часов. Подождешь меня?
— Да, — в ее голосе слышалась тревога. — О, Джей! Ну почему ты не понял этого раньше!
Раймондо, сидевший за рулем, нажал на клаксон.
— Мы еще поговорим об этом. Мне пора ехать. Жди меня.
По выражению лица Люси я понял, что обнимать ее не стоит. Я послал ей воздушный поцелуй и вышел из бунгало.
Ехали мы молча. Раймондо вел машину на максимальной скорости, а я думал о том, что скажу Саванто. Из головы не выходили слова Раймондо: «Если вам это не удастся, вы не только потеряете деньги, вас ждут личные неприятности».
Дешевый гангстерский блеф?
Я взглянул на него. Профиль Раймондо не выдавал его мыслей, если он о чем-то и думал. Лицо суровое, волевое. К такому надо относиться серьезно.
Личные неприятности?
На душе стало нехорошо.
Сейчас век чудес, говорил Саванто.
Но и чудеса не возникают на голом месте. Нужно иметь способности или хотя бы желание, а у Тимотео отсутствовало и то, и другое. Он, правда, старался. Я не мог этого не признать, так что, возможно, не стоило обвинять его в недостатке желания. Но что-то мешало ему стрелять. Люси же предлагала мне спросить, почему он не хочет стрелять. Я не задал ему этого вопроса, да и, скорее всего, он бы мне не ответил. Может, и стоило поговорить с ним об этом, но я — инструктор по стрельбе, а не психоаналитик.
Без энтузиазма ждал я встречи с Саванто. Он мог обвинить меня в потере полумиллиона долларов. И мне предстояло убедить его, что ни один человек не смог бы научить Тимотео стрелять. Я решил тактично намекнуть ему, что не следует заключать такие крупные пари после выпивки. Я не знал, как он это воспримет, но понимал, что другого выхода нет.
Жаль, конечно, терять полмиллиона, но спорил-то не я, а Саванто. Какие претензии он мог предъявить мне? Я честно старался помочь его сыну. Деньги я возвращал. Я мог бы отдать и пятьсот долларов, полученные в задаток. Чтобы избавиться от Тимотео, я согласился бы не брать платы за потраченное на него время.
Не доезжая до Парадиз-Сити, Раймондо неожиданно свернул с шоссе 1 налево, и мы поехали вдоль берега.
— Ты знаешь, куда едешь? — спросил я. — «Империал» в другой стороне.