James Hadley Chase

Я сам схороню своих мертвецов

— Хорошо, я повидаюсь с ним.
— Чик говорит, — продолжал Инглиш, — что Морили раскололся. Что с ним теперь будет?
— Он обвиняется в попытке совершить убийство. Его нужно судить, Ник. К счастью, я привел тогда с собой нескольких репортеров. Комиссару не удастся замять это дело. И теперь Морили долгое время не причинит нам неприятностей. Он говорит, что был совершенно уверен, что на этот раз тебя прикончит. Теперь вся эта история будет оглашена. Больше не удастся умалчивать о делах Роя.
Инглиш пожал плечами, и это вызвало у него гримасу боли.
— Проклятие! Мне все еще больно, — проговорил он, принимая более удобную позу. — Что же ты хочешь, этого не избежать. Но мне теперь совершенно все безразлично, Сэм.
— Это ведь ненадолго, Ник. Когда скандал забудется, все пойдет хорошо.
Инглиш отрицательно покачал головой:
— Нет, прошлое никогда не вернется. И самое смешное в том, что мне теперь абсолютно наплевать. Я много думал, пока лежал здесь, и решил попробовать что-нибудь другое. Я уеду отсюда, Сэм. У меня есть планы.
— Ты не должен делать этого! — запротестовал Сэм с беспокойством. — Ты не можешь бросить налаженную организацию, когда столько людей зависят от тебя и зарабатывают себе на хлеб.
— О, я поставлю кого-нибудь на свое место! А тебя это интересует, Сэм?
— Ты говоришь серьезно? — удивился Крайль.
— Совершенно серьезно. Но не рассчитывай на легкую жизнь и вначале подумай хорошенько. Тебе придется бросить свою адвокатуру, но дело стоит того. Я согласен взять двадцать пять из ста дохода, а тебе оставляю остальные, если ты будешь заниматься всем этим делом.
— А ты, что будешь делать ты? Ведь в этом деле вся твоя жизнь. Ник. Не можешь же ты его вот так бросить!
— Мне хватит денег из этих двадцати пяти. Я хочу попутешествовать, повидать мир. Когда мне это надоест, я начну с нуля. Знаешь, Сэм, самое лучшее время в моей жизни было тогда, когда у меня ничего не было, когда я только начинал дело. Так что я постараюсь снова окунуться в ту атмосферу... Я ухожу, это решено...
Крайль встал.
— Ладно, я должен подумать. Правда, мне практически нечего решать. Мне нужно только уговорить Элен, и тогда я дам тебе свое согласие.
Немного позже, днем, его посетил Леон.
— Я пришел посмотреть, как твои дела, — сказал он, пожимая руку Инглишу. — Мне надо возвращаться в Чикаго. Я сегодня уезжаю. Тебе еще что-нибудь надо?
Инглиш отрицательно покачал головой.
— Нет, не думаю. Спасибо тебе за все, что ты сделал, Эд. Как только выйду из госпиталя, вышлю тебе чек. А мы неплохо справились с этим делом, не так ли?
— Неплохо. Если бы ты только видел пасти полицейских, их рожи, когда появилась Лоис с магнитофоном. Она тоже неплохо потрудилась, а?
— Еще бы! Я только не понимаю, почему она ни разу не пришла навестить меня. Все приходили, кроме нее. Что с ней такое?
Леон засмеялся.
— Ну, это уж слишком! Ты что, думаешь, что твое дело идет само по себе, пока ты тут валяешься? Ты, видно, забыл про новый спектакль сегодня вечером? Она работает по двадцать часов в сутки, чтобы все наладить. У нее даже нет времени, чтобы попудрить кончик носа!
— Да, конечно, — Инглиш нахмурился. — Но пора ей перестать работать, как рабыне.
— Я всегда говорил тебе об этом, но ты не хотел меня слушать. Ну ладно, мне надо бежать. До скорого, старина, и будь спокоен! У тебя было достаточно переживаний, тебе их хватит до конца дней!
После ухода Леона Чик смущенно спросил:
— Это правда, шеф, что вы оставляете дело? Инглиш удивленно посмотрел на него.
— Да, у меня есть нечто более неотложное, и оно ждет меня. Дело, которое займет самое светлое время моей жизни и которому я посвящу многие годы.
Чик вытаращил глаза.