Додж скрылся за углом.
Я толкнул калитку и направился к дому. Сад был небольшой и чистый, как казарма перед инспекторской проверкой.
Я позвонил. Никто не открыл. Некоторые окна дома были закрыты от солнца желтыми жалюзи, другие — занавесками. Понимая, что меня могут рассматривать из окна, я придал своему лицу максимально приятное и доброжелательное выражение. Когда я уже решил, что придется позвонить еще раз, послышался тихий скребущий звук. Дверь открылась. Передо мной была маленькая, худенькая, как птичка, женщина, одетая в черное шелковое платье, вышедшее из моды лет пятьдесят назад. Худое усталое лицо было расстроенным.
— Доктор дома? — Я снял шляпу.
— Дома. Он в саду. Сейчас я его позову.
— Благодарю вас, не надо. Я не пациент. Я сам к нему подойду.
— Хорошо. — Надежда, мелькнувшая было на ее лице, исчезла. Не пациент — следовательно, не будет и гонорара. — Только не задерживайте его долго. Он не любит, чтобы ему мешали в саду.
— Я не задержу его.
Она закрыла дверь. Отходя, я заметил, как за одной из занавесок мелькнула легкая тень.
Тропинка привела меня к тыльной стороне дома.
Не знаю, каким врачевателем был доктор Бьюли, но садовником он был отменным. В глубине сада, возле громадного куста георгин, возился старик в белом полотняном костюме. Он осматривал цветы с видом доктора и, когда я приблизился, резко выпрямился и посмотрел на меня. Я увидел темное морщинистое лицо, спадающую на плечи седую гриву волос. Доктор выглядел очень довольным человеком.
— Добрый день, — сказал я. — Надеюсь, не помешал?
— Приемные часы с семи до девяти, — пробурчал он таким низким голосом, что я едва расслышал его. — Сейчас я не могу принять вас.
— Я не пациент, — ответил я, любуясь георгинами. — Моя фамилия Мэллой, я старый друг мисс Кросби.
— Кого? — равнодушно переспросил он.
— Дженнет Кросби.
— А что с ней?
— Вы подписали свидетельство о ее смерти.
Он пристально посмотрел на меня.
— Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Виктор Мэллой. Меня немного беспокоят обстоятельства смерти мисс Кросби.
— Почему это вас беспокоит? — Глаза его тревожно забегали. Он знал, что достаточно стар и вполне мог допустить ошибку… — Видите ли, — начал я, — я был в отъезде три года. Мы с Дженнет Кросби — друзья детства, но я и понятия не имел, что у нее слабое сердце. Для меня было большим ударом известие о ее кончине. И теперь я хочу убедиться, что в ее смерти не было ничего подозрительного.
Его ноздри дрогнули, глаза расширились.
— Что вы имеете в виду? Она умерла от злокачественного эндокардита. Симптомы явные. Кроме того, там был доктор Зальцер. В ее смерти не было ни-че-го подозрительного!
— Я рад это слышать. А что такое злокачественный эндокардит?
Он помрачнел, нахмурился. Я ожидал, он ответит, что не знает такой болезни, но он медленно и четко произнес, как будто держал перед глазами страницы медицинского справочника:
— Шансов у нее не было, даже если бы они позвали меня раньше. Я все равно ничем не смог бы ей помочь.
— Вот это и беспокоит меня, док. Почему они пригласили вас? Ведь вы не лечили ее, не так ли?
— Конечно, нет, — ответил он почти сердито. — Но я живу неподалеку, и кроме того, было бы неэтично подписывать свидетельство одному доктору Зальцеру.
— Кто такой этот Зальцер?