— Думаю, около Шантильи, но не уверена.
Жанна опять наклонилась вперед, стараясь получше разглядеть место, возле которого они находились.
— Скорее всего, восточнее Шантильи, — продолжала она.
«Шантильи? Что означает это название?» Но Жану было слишком скверно, чтобы думать. Он закрыл глаза. Да и наплевать на то, где они находятся и что с ними будет. Так прошло несколько минут, потом раздался пронзительный свисток локомотива. Жан ощутил толчок тронувшегося поезда. Этот толчок несколько привел его в чувство. Что такое она сказала? Шантильи?.. Но ведь Шантильи — это во Франции. А они в Англии — по крайней мере, он так думал. Он заскрипел зубами, почувствовав, как холодный пот заливает лицо, но лихорадочно пытался привести в порядок свои мысли.
Он вспомнил, как они бежали из Чейн-уолк, как покинули часовню, как он страдал от боли. Жанна сказала, что им во что бы то ни стало необходимо попасть на вокзал Кингс-кросс. Им удалось взять такси. Шофер был старый человек, безразличный и не любопытен. Он бросил на них лишь короткий взгляд и не опознал их. Жан в этом уверен... Затем в такси он потерял сознание, и Жанне стоило больших усилий привести его в чувство к тому времени, как они приехали на вокзал. Откуда взялись силы дойти до запасных тупиков, влезть в товарный поезд? Он отдавал себе отчет, что на всем этом ужасном пути его поддерживала Жанна, а он только отмечал смещение красок перед глазами: белой, красной, зеленой.
Время от времени мимо них с грохотом проходил поезд, заставляющий спину покрываться потом. Как это Жанна смогла определить, в какой поезд им надо сесть? Этого он никак не мог понять. Она посадила его возле бочек с мазутом и исчезла в ночи. Он долго оставался в одиночестве, благо, время, как таковое, больше не имело для него значения. Он был доволен уже тем, что не надо двигаться, что он может поддерживать раненую руку и ни о чем не думать. Во всем теперь он полагался на Жанну. Он вспомнил, как две сильные руки взяли его за здоровую руку, помогли встать, поддерживали, пока он едва переставлял ноги, боясь упасть. Он вспомнил скрежет железа и запах рыбы, когда она открывала двери вагона. Ему стоило огромного труда забраться внутрь, и без её помощи он никогда бы не осилил это. Дальше он ничего не помнил: боль охватила с такой страшной силой, что сознание не выдержало и отключилось. И вот теперь она говорила о Шантильи...
Значит, они пересекли Ла-Манш? Иначе как могли оказаться к востоку от Шантильи? Или он её плохо понял? Его мозг напрягся, воскрешая прошлое... Шантильи... Их добрый старый Шантильи. Последнее убежище Гурвиля... Там они похоронили Шарлотту. Он с ужасом думал, не вывезла ли Жанна его во Францию? Но здравый смысл взял верх: просто он что-то недопонял.
— Жанна? Что ты сказала? Где мы находимся?
— В Шантильи, — нетерпеливо ответила она. — Встань и посмотри сам. Довольно тебе лежать. Вставай! Через несколько минут мы приедем.
— Но каким образом мы попали сюда? — удивленно спросил он. — Мы ведь ехали в Шотландию! Что произошло? Мы действительно пересекли пролив?
— Ой, замолчи! Сам не знаешь, что говоришь, — сердито сказала она, поворачиваясь в его сторону.
Свет зари стал ярче, и он четко увидел Жанну, её волосы и пылающие безумные глаза. Жан заплакал, закрыв лицо руками. Ей теперь безразлично, что будет с ним. Если бы он мог пережить все это и умереть в Шантильи — больше ему ничего не надо! Он снова будет рядом с Шарлоттой!
Но здравый смысл взял верх. Нет, они не могли попасть во Францию, это невозможно.
— Жанна, иди сюда! — крикнул он, стараясь перекричать шум поезда. — Жанна!
— Подожди, — раздраженно отмахнулась она. Ее профиль четко вырисовывался в утреннем свете. — Что-то я не вижу Пьера... Он ведь сказал, что будет ждать нас здесь!
— Жанна, что с тобой?
Он с трудом поднялся, помогая себе здоровой рукой и не обращая внимания на жгучую боль.
— Иди сюда, Жанна!
Но она не слушала его. С длинным свистком поезд прошел мимо маленькой станции, освещенной газовыми фонарями. Грязной, пустынной, мокрой от дождя и мазутных пятен.
— Он не остановился! — исступленно закричала Жанна. — Он прошел мимо! Это же Шантильи!
Было мгновение, когда он думал, что она выбросится из поезда. Жанна высунулась из дверного проема, с трудом сохраняя равновесие, с волосами, развевающимися по ветру, стараясь в последний раз увидеть станцию — в то время как поезд набирал ход и тряска усиливалась.
— Это был Шантильи! — повторила она. — Что подумает Пьер! Что же нам теперь делать?
— Иди сюда! Сядь! — прикрикнул он, убедившись, что Жанна окончательно потеряла рассудок. Он знал, что после пыток в гестапо и потрясения от гибели Пьера её нервная система была основательно подорвана. Эти нервные припадки, взрывы беспричинного гнева, периоды полного молчания и странное выражение её глаз давали основание предполагать, что она не совсем нормальна. И вот теперь, когда он больше всего нуждается в её помощи, тонкая нить, которая ещё держала разум на грани нормальности, порвалась...
— Только и время мне сейчас садиться, — сердито проговорила она. — Поезд идет в Париж. Надо что-то предпринять.
— Я совсем ни на что не способен, — возразил он. — И здорово болен. Ты разве не помнишь? Рука!
Шатаясь от толчков вагона, она подошла и села рядом.
— Тебя ранили? Почему ты мне раньше не сказал? Когда это произошло?
Огонек безумия пылал в её глазах.
— Тебе нездоровится, Жанна, — сказал он, беря её руку в свою. — Ты так нужна мне. Послушай, Пьер давно мертв. Это Мэллори предал его, а мы находимся в Англии. Поезд идет в Шотландию, мы ищем Мэллори. Ты что, не можешь вспомнить все это?
Она долгое время оставалась безмолвной, стоя подле него на коленях. Он чувствовал, как дрожит её рука. Наконец она проговорила: