— Кажется, именно в книге Мариона есть об этом глава. Дон полистал предложенную книгу. На лице его появилось разочарование.
— Вчера я был в кафедральной библиотеке, — сказал он, — и очень удивился, увидев картину с изображением Пикколамини при дворе Якова I. Как Пикколамини оказался при дворе шведского короля?
Педани просиял. Миклем попал в самую точку, но произошло это неслучайно. Перед тем, как первый раз посетить книжный магазин, он навел справки и узнал, что ничто не может доставить владельцу большего удовольствия, чем разговор о выдающихся людях Сиены. Здесь ему не было равных. Так что в течение следующих двадцати минут Миклему пришлось выслушать пространный рассказ о жизни Пикколамини.
— Только когда он был избран Папой Римским в 1485 году, дворяне Сиены были вновь допущены ко двору, — закончил Педани, и Дон, воспользовавшись паузой, тут же перебил его:
— Это все происходило во времена Джакопо Дженда, не так ли? — спросил он. — Я читал в книгах, которые накануне брал у вас, что он пришел к власти, погубив соперника.
Маленькие глазки Педани уплыли в сторону.
— Я не помню никакого Дженда, — сказал он.
— Он и еще один человек были кандидатами на пост старшины квартала Черепахи. Его не выбрали, и он ополчился на другого, которого звали, кажется, Николо Вага.
Педани покачал головой.
— Это белое пятно в нашей истории, сеньор. По этому поводу у меня нет никаких сведений.
— Неважно, — бросил Миклем, скрывая разочарование. Он взял книгу Мариона. — Пожалуй, я ее куплю.
— Возможно, мне удастся достать то, что вы хотите, — пообещал Педани, принимая от Дона пятьдесят лир. — Если вы оставите свой адрес, я пришлю вам открытку.
— Не стоит беспокоиться, — направляясь к двери, сказал Дон. — Я зайду сам.
— Никакого беспокойства, сеньор, — уверял Педани, распахивая перед посетителем дверь. — Кстати, я с удовольствием предоставил бы в ваше распоряжение мой ежемесячный каталог. Может быть, вы остановились в отеле «Континенталь»?
Миклем внимательно посмотрел на толстяка. Тот был подозрительно суетлив и предупредителен. Что-то здесь было не так...
— Я зайду к вам, — повторил он. — Всего доброго! Некоторое время Педани смотрел, как покупатель прокладывает себе дорогу сквозь толпу, потом опустил жалюзи, заперся на ключ и быстрыми шагами прошел в кабинет. Это была маленькая комната, до потолка заваленная книгами. Посередине стоял стол, покрытый бумагами и освещенный лампой с абажуром. Педани остановился на пороге и выжидающе посмотрел на девушку с волосами редкого цвета «венецианской блондинки», сидевшую у стола. Она выглядела взволнованной.
— Этот тип преследовал меня вчера вечером, — сказала она.
Педани скривился.
— Думаешь, ищейка? — он подошел к столу. ; — Не говори глупостей. Он совсем не похож на ищейку.
Она встала и принялась ходить взад-вперед по захламленному кабинету.
— Такое ощущение, что именно он шел за мной тогда в Лондоне. Во всяком случае, похож.
Она подошла к телефону, набрала номер и, дождавшись соединения, сказала:
— Вилли, для тебя есть работа. Нужно засечь широкоплечего американца лет тридцати пяти. Это брюнет с маленькими усиками и шрамом в виде буквы «Z» на правой щеке. Одет в темно-зеленый полотняный костюм. Без шляпы. Постарайся разузнать, где он остановился, и есть ли у него спутники. Если поторопишься, то сможешь засечь его прямо сейчас: он только что вышел из магазина.
Она положила трубку, взяла со стула свой плащ и надела его.
— Мне нужно возвращаться, — сказала она. — Боюсь, этот тип расспрашивал тебя неслучайно. Все это может обернуться очень плохо для нас.
Беспокойство, которое Педани прочел в глазах «венецианской блондинки», заставило его сердце забиться сильнее.
Глава 6
Высокий красавец, известный французской полиции как Феликс, занимался любимым делом: перед большим зеркалом любовался своим отражением. И ему было чем любоваться: черные блестящие волосы, большие темные глаза, правильные черты лица, бронзовая кожа и великолепные зубы, которые он любил показывать в улыбке. У него был яркий, несколько жестковатый рот, который в соединении с остальными чертами придавал лицу Феликса легкомысленный и развязный вид, что делало его окончательно неотразимым для женщин.