Затем мое внимание переключилось с темных теней снаружи на слабый звук где-то рядом со мной. Прислушиваясь, я до жути ясно ощутил, как волосы у меня на шее встают дыбом. Звук был такой, как будто около меня кто-то наступил на шатающуюся доску, и она слегка двинулась.
Это было настолько внезапно, что я не мог заставить себя обернуться. Если кто-то находился в комнате, кто бы это ни был, он мог видеть на фоне окна мой силуэт, представлявший собой великолепную мишень для выстрела мне в спину.
Мне уже казалось, что я слышу чье-то дыхание, хотя, возможно, просто меня пугало мое распаленное воображение.
Вплотную ко мне стоял диванчик. Одним прыжком я попадал в укрытие, но я слишком долго откладывал.
Когда я напрягся для прыжка, Корнелия Ван Блейк произнесла из темноты:
— Не двигайтесь и бросьте пистолет!
В ее голосе была твердость, вынудившая меня подчиниться. Я поднял предохранитель и уронил пистолет на ковер. Вспыхнул свет, и я медленно повернул голов;.
Она стояла возле стены, держа в руке автоматический пистолет 22-го калибра. Лицо ее было белое, как слоновая кость, пунцовые губы только подчеркивали ее бледность. Одета она была в черную шелковую блузку, черные брюки и в сандалии на матерчатой подошве.
Довольно долго мы созерцали друг друга.
У меня теперь не было сомнения, что она убила своего мужа и Диллона, и пока я не видел для нее оснований воздержаться от моего убийства.
Как она сумела попасть в домик так, что я не услышал этого, оставалось для меня загадкой. Но она была передо мной с пистолетом в руке, и если бы она узнала меня, шансы на спасение сразу упали бы до нуля. Моя жизнь теперь зависела от того, узнает она, кто я такой, или нет.
— Что вы здесь делаете? — спросила она, не двигаясь с места. Она смотрела на меня внимательно и подозрительно.
Я постарался несколько расслабить сведенные судорогой лицевые мускулы и изобразил достаточно глупую, как я надеялся, улыбку.
— Прошу прощения, леди, — начал я. — Мне, конечно, не следовало здесь быть. Я это понимаю. Но я слышал, — здесь есть что выпить, а при ваших деньгах, я полагал, вы и не заметите пропажи одной бутылки.
Я заметил, что это не та история, которой она ожидала, и, желая закрепить успех, продолжал:
— Вы ведь, наверно, не знаете, как невмоготу бывает, когда захочешь выпить. — Я утер рот ладонью. — Я дал жене слово, что не буду покупать поддачу, но я ведь не обещал не брать ее там, где она плохо лежит. Мне сегодня необходимо было выпить. Я не думал, что сюда кто-нибудь зайдет. Когда меня обуревает эта жажда… Я остановился. Если моя драма произвела впечатление, полезно было прерваться на самой высокой ноте.
— Кто вы? — требовательно спросила она. Она уже не казалась столь враждебной, но пистолет все же был направлен на меня.
— Вам ведь не обязательно знать, как меня зовут, разве не так? — умоляюще проговорил я, стараясь создать впечатление, что стыжусь самого себя. — Если вы меня сейчас простите, я даю вам слово больше никогда сюда не приходить.
— Вы приехали на машине?
— Совершенно верно.
— Дайте ваши права.
— Я их не захватил с собой. Они остались в машине.
Она смотрела на меня, и в глазах ее промелькнуло озадаченное выражение, из чего я сделал вывод, что она пытается вспомнить, где она меня раньше видела. Я понял, что если я быстро не оговорю ее меня отпустить, мой трюк не вышел.
— Сядьте! — резко сказала она.
— Но посмотрите: я здесь ничего не тронул, — торопливо заговорил я. — Я обещаю вам, что больше сюда не приду. Отпустите меня, неужели вы этого не сделаете?
— Сядьте! Я намерена позвонить в полицию. Я двинулся к ней. У меня возникла отчаянная мысль, что, если я сумею достаточно к ней приблизиться, возможно, удастся выхватить у нее пистолет, но она отодвинулась, не отходя от стенки. Пистолет не дрогнул у нее в руке.
— Сядьте!
Я заметил, как побелел ее палец, нажимавший на спусковой крючок. Приходилось подчиниться.
Я не мог позволить ей звонить в полицию. Побывав однажды в лапах Лассетера, я сохранил воспоминания об этом на всю жизнь.
Она боком отодвинулась к бару, где стоял телефон и сняла трубку.