Медленно прошли два дня, и это были самые плохие дни в моей жизни.
Я не переставал думать о Хильде, вновь и вновь воскрешая в памяти её деревянное лицо, когда она, бросив меня на вершине холма, уезжала обратно. Почему она бросила меня?
Я пытался убедить себя, что это была естественная реакция. Ведь я убил её мужа. Шок от этого известия мог толкнуть её на такой поступок. Еще больше меня угнетала мысль о том, что мое опрометчивое признание могло убить в ней любовь ко мне. А это было самое страшное, так как я любил её больше жизни.
На вторую ночь я почувствовал, что не могу выдержать больше. Я сел в фургон и поехал в Лос-Анджелес. Зайдя в аптеку, я позвонил ей.
И был весьма удивлен, услышав мужской голос.
— Где миссис Делани? — спросил я, испугавшись мысли о том, что этот мужчина вполне может быть офицером полиции.
— Миссис Делани уехала пару дней назад, — ответил мужчина. — Простите, но она не оставила своего адреса.
Я поблагодарил его и повесил трубку.
Итак, не нужно было объяснять, что случилось. Мое безумное признание убило в ней любовь ко мне, это было совершенно ясно. Она уехала, потому что не хотела больше меня видеть!
Я очень плохо спал в эту ночь. Впервые я пожалел, что убил Делани. Я начал пожинать плоды содеянного и, глядя в будущее, понимал, что ещё долго буду их пожинать.
На следующее утро, когда я брился, зазвонил телефон.
Это был Хармас.
— Не могли бы вы подъехать к «Голубой Сойке» часам к одиннадцати утра? — спросил он. — Мы хотим провести небольшой следственный эксперимент, и я хочу, чтобы вы были техническим экспертом.
Я заверил его, что непременно буду к указанному времени.
— Заранее благодарю, — он повесил трубку.
Следующие три часа были очень плохими. Мои нервы расшалились до такой степени, что уже в половине десятого я был вынужден подкрепиться виски, и выпил три больших порции, прежде чем поехал в «Голубую Сойку».
«Паккард» Хармаса стоял возле ступенек веранды, и когда я поднимался по ним, то услышал немелодичное посвистывание детектива, находящегося в гостиной.
Он оглянулся, когда я появился в дверном проеме.
— Входите. Остальные явятся с минуты на минуту.
На негнущихся ногах я вошел в гостиную.
— А кто это «остальные»? — спросил я.
— Сегодня вы увидите, как ищейки страховых компаний отрабатывают свои денежки, — сказал Хармас. Он забросил роль сонного, добродушного человека и был подтянут и оживлен. Его широкая, дружелюбная улыбка заставила сильнее забиться мое сердце. — Я хочу, чтобы вы были моей правой рукой. — Он вытащил два банкнота по десять долларов и передал мне. — Лучше дать их сейчас в качестве аванса, так как я вполне могу забыть о деньгах, когда появится мой шеф. В присутствии Мэддокса, помните, я рассказывал вам о нем, я забываю даже собственное имя.
— Мэддокс? — эта новость меня ошеломила. — Он приедет сюда?
— С минуты на минуту.
Я услышал шум мотора автомобиля и выглянул наружу.
Вид полицейской машины с сиреной и красным фонарем на крыше вверг меня в шок.
Из машины показался лейтенант Джон Бус из отдела по расследованию убийств: высокий, мощного телосложения мужчина около сорока двух-сорока трех лет с красным мясистым лицом и маленькими, стального цвета глазками. За ним из машины показался толстый коротышка, который, как я понял, и был знаменитый Мэддокс. Ростом не больше пяти футов шести дюймов, он имел плечи и грудь чемпиона по борьбе, но ноги были коротковаты. Лицо его было красным и лоснилось от пота. Но что больше всего запоминалось, так это глаза — черные, пронзительные и холодные, как русская зима. Прекрасно сшитый костюм он носил с франтоватой небрежностью. У него была привычка поглаживать толстыми крючковатыми пальцами свою седую шевелюру, что добавляло ей ещё больше беспорядка.
Нахмурив брови, Мэддокс поднялся на веранду, его маленькие острые глазки не упускали ничего.
Хармас представил меня.