По дороге он снова начал ее инструктировать, как добраться до Цюриха, как найти отель, и обещал приехать как можно скорее.
Когда они приехали в Вильнев, Мегги даже немного всплакнула, прощаясь, но быстро успокоилась, вспомнив о новых часах, о деньгах, которые он ей дал, о недочитанном романе. Наконец, после того как Бреди десяток раз повторил, что приедет за ней не позднее чем через неделю, Мегги выехала на автостраду, ведущую в Цюрих.
Бреди заранее договорился взять напрокат в местном гараже машину «фольксваген-гольф». Сейчас он забрал ее, отправился в общественный плавательный бассейн и снял кабинку. Бассейн был полон молодежи, и на него никто не обращал внимания. Бреди занес свой чемоданчик в кабинку, запер дверь и начал превращаться в морщинистого, тщательно одетого старика, которого можно было принять за отошедшего от дел банкира или адвоката.
В половине второго он вернулся в «Монтре-Палас» и записался как мистер Джон Уиллис.
Серж Хольц, все еще сидевший в вестибюле, был бы совершенно одурачен блестящим перевоплощением Бреди, если бы тот не допустил ошибки: он вернулся с тем же чемоданом, который был у него, когда он записывался под именем Льюиса Шульца. Хольц, привыкший замечать малейшие детали, сразу же узнал чемодан, как только швейцар понес его к лифту. Тут он вспомнил, что дядя говорил о необыкновенной способности Бреди к переодеванию, и самодовольно ухмыльнулся. Теперь в любой момент может понадобиться действовать. Он видел, как Дювайны и Лепски вышли из отеля, и поэтому направился в бар чего-нибудь перекусить.
В своем номере Бреди достал револьвер «смит-и-вессон» 38-го калибра. Следуя инструкции Хеддона, он еще в Женеве отправился по данному ему адресу.
Высокий полный мужчина лет тридцати с небольшим с радостью продал ему револьвер, как только Лу упомянул имя Хеддона. Бреди не любил никакого оружия и отвергал любые формы насилия. Он подчеркнул, что револьвер должен быть незаряжен, и проследил, чтобы человек вынул из барабана все патроны. Удовлетворившись тем, что из револьвера нельзя убить, он сунул оружие в карман и расплатился.
Теперь он уселся на кровать и недовольно рассматривал револьвер. Он надеялся, что ему не придется угрожать Дювайну, и не был уверен, что сумеет сделать это убедительно. Дювайн вел себя так дружелюбно. Трудно было поверить, что он собирается надуть их. Хеддон, видимо, слишком подозрителен. Однако Бреди решил, что не должен давать Дювайну ни одного шанса. Миллион долларов есть миллион долларов. Потом он подумал о Мегги. Пожалуй, было опрометчиво с его стороны обещать жениться на ней. Бреди вздохнул. Он не мог себе представить, как будет жить с ней долгие годы. Мегги относилась к тому типу женщин, чья красота рано увядает. Что ж, с этим можно будет подождать. Сначала надо получить икону. Он спрятал револьвер обратно в чемодан и отправился обедать.
***
Лепски Монтре не понравился. Вид на озеро и пароходики на нем были, конечно, хороши, но сам город был скучен, как Джордж Вашингтон. Кэрол тоже была несколько разочарована, но ей понравился часовой магазин.
Терпение Дювайнов было на пределе. Они обменивались взглядами, подбадривая друг друга в надежде, что это скоро кончится.
— Как насчет того, чтобы поесть? — задал свой традиционный вопрос Том. — Интересно, какие у них здесь бифштексы.
— Никогда не ешьте здесь бифштексов. Они никуда не годятся, — ответил Пьер. — Лучше отправиться в пиццерию. Будет хоть какое-то разнообразие. — Теперь Пьер решил никогда не предлагать Лепски никакой изысканной еды. И хотя он знал, что клевещет на швейцарцев, говоря, что их бифштексы никуда не годятся, он просто не мог вынести вида того, как Лепски с ворчанием доедает еще один бифштекс. Но к его удивлению, Том и Кэрол с удовольствием съели большую пиццу.
— Вот это я понимаю — еда! — возвестил Том, сияя. — Как дома!
Зная, что Клодетта уже заронила в душу Лепски идею поехать в Гштаад, Дювайн решил, что пора выводить на сцену свою мать.
— Я очень боюсь за здоровье своей матери. Когда мы уезжали из Парижа, она себя плохо чувствовала. Я звонил домой из Монако, и мне сказали, что старушка слегла.
— Да, это печально, — вставил Лепски озабоченно. — Моя мать умерла четыре года назад, и я до сих пор тоскую по ней.
— Может быть, и обойдется. Сегодня вечером позвоню опять, но, если ей не лучше, нам с Клодеттой придется вернуться.
— Ну конечно, — промолвила Кэрол. — Нам очень жаль. Дювайн улыбнулся:
— Может быть, ей уже лучше. Даже если нам и придется вернуться домой, для вас это ничего не меняет. Вы должны поехать в Гштаад. Вам там понравится.
— Вы все время были так любезны, — воскликнула Кэрол. — Если вам надо вернуться, то почему не поехать всем вместе? В конце концов, в Париже больше развлечений, чем в Швейцарии.
Дювайн улыбнулся:
— Вы так говорите, потому что не знаете Гштаада. Это действительно райский уголок. Там, кстати, находится вилла Лиз Тейлор, а уж она не стала бы жить в месте, которое не стоит того. Вы хотите ночной жизни? Пожалуйста! Стриптиз, шикарные девочки, десятки ночных клубов. Бифштексы? Туда на самолете доставляют каждый день настоящие бифштексы из Японии, из Кобэ, толстые, сочные, самые лучшие в мире! А какие там горы, снег, катание на санях, запряженных лошадьми! А магазины! Вы таких никогда не видели!
Клодетта, которая бывала в Гштааде и знала его как самую скучную дыру, надеялась, что Бог простит ее мужа за такую отчаянную ложь: она понимала, что им надо во что бы то ни стало избавиться от Лепски.
А Том слушал с сияющими глазами:
— Стриптиз! Шикарные красотки!
— Сам подумай, жила бы там Лиз Тейлор, если бы это не было великолепным местечком? — Дювайн умоляюще посмотрел на Клодетту.
— Вам обязательно надо поехать туда, — сказала та твердо. — Мы будем очень расстроены, если из-за нас вы не попадете в Гштаад.