Хеммонд жестом велел мне сесть.
— Фамилия?
— Джефф Гордон.
Я носил другую фамилию, но в Голливуде был известен как Гордон.
— Адрес?
Я назвал меблированные комнаты, расположенные сразу же позади бара Расти.
— Ну, выкладывай, что тут произошло.
Я рассказал.
— По-твоему, он хотел ее убить?
— По-моему, хотел.
— Ну, что ж, порядок, — произнес Хеммонд, шумно отдуваясь. — Ты потребуешься нам завтра в суде ровно в одиннадцать. — Он внимательно посмотрел на меня. — И позаботься-ка о своем лице… А раньше ты встречал эту девицу?
— Нет.
— Не понимаю, как такая интересная девушка могла жить с таким гнусным типом. — Он сделал гримасу, кивком головы подозвал второго полицейского, и они ушли.
2
Все, что я вам рассказываю, произошло незадолго до конца второй мировой войны. А за три года до этого я еще старательно «грыз гранит науки» в университете своего родного родительского города Голланд-Сити, мечтая стать инженером-строителем. До получения диплома оставались считанные месяцы, когда в 1944 году военная обстановка осложнилась, я больше не мог сопротивляться желанию уйти добровольцем в армию. Отец чуть не сошел с ума от ярости, узнав о моем решении. Он убеждал меня сначала защитить диплом, а уже потом думать об армии, однако сама мысль о том, что я должен еще торчать в университете в то время, как люди умирают в окопах, была для меня просто невыносима.
Уже через несколько месяцев я в числе первых американских солдат высадился на одном из японских островов. Заметив под раскачивающимися пальмами вражеские орудия, я бросился к ним, но в лицо мне врезался раскаленный осколок шрапнели. Так кончилась для меня война.
Шесть месяцев я валялся на госпитальных койках, а тем временем врачи переделывали мою физиономию.
В общем-то они неплохо с этим справились, но все же правое веко на всю жизнь оказалось у меня слегка опущенным, а вдоль правой челюсти, словно серебряная ниточка, обозначился тоненький шов. Врачи говорили, что устранят и эти дефекты, если я соглашусь пробыть в госпитале еще месяца три, однако я уже достаточно намучился. Я постарался побыстрее выписаться и уехал домой.
Отец служил управляющим местного отделения банка. Деньги у него не водились, но он согласился помогать мне, лишь бы я закончил университет и стал инженером.
Я и в самом деле собирался сделать отцу приятное, однако пребывание на фронте и особенно в госпиталях выбило меня из колеи. Я обнаружил, что потерял всякий интерес к наукам и не в состоянии ни на чем сосредоточиться. Помучившись неделю, я ушел из университета и откровенно рассказал обо всем отцу. Он понял мое состояние и только спросил:
Джеймс Хедли Чейз