— Задумывался, как я живу, что со мной?
Я промолчал.
— У тебя сохранилась пленка с записью моего голоса?
От пленки я отделался еще в Лос-Анджелесе, до возвращения домой, желая уничтожить все, что могло напомнить мне Римму.
— Нет, она где-то затерялась, — безучастно ответил я.
— Жаль. Хорошая была пленка. — Римма отхлебнула виски. — Ей цены нет. А я-то надеялась, что она у тебя, и я смогу ее продать.
Дело шло к развязке. Я ждал.
Римма пожала плечами.
— Ну, раз уж ты потерял пленку, а деньги у тебя теперь водятся, ты, конечно, не откажешься заплатить мне за нее.
— И не подумаю.
Римма допила виски и снова наполнила стакан.
— Так. Значит, ты женился. Выходит, изменил свою точку зрения на женщин? А я думала, что женщины тебя вообще не интересуют.
— Знаешь, Римма, давай прекратим этот бессмысленный разговор. Каждый из нас живет, как ему нравится. Ты упустила возможность жить иначе, а я не упустил.
Римма подняла голову и взглянула мне прямо в глаза.
— Твоя жена знает, что ты убил человека? — спросила она.
— Никого я не убивал, — твердо ответил я. — И не впутывай мою жену.
— Хорошо, хорошо. Если ты так уверен, что никого не убивал, то, надо думать, не станешь возражать, если я отправлюсь к фараонам и скажу им, что ты убийца.
— Послушай, Римма, ты же отлично знаешь, что охранника застрелила ты сама. Неужели поверят тебе, а не мне? Давай прекратим этот разговор.
— Я глазам своим от радости не поверила, когда увидела в журнале «Лайф» твою фотографию. Кстати, какой у тебя роскошный кабинет! Так вот. Я едва-едва успела попасть вовремя в Голланд-Сити, чтобы не пропустить телепередачу. Выходит, ты отхватишь шестьдесят тысяч долларов чистоганом? Уйма денег. Сколько ты отвалишь мне?
— Ни цента. Ясно?
Римма рассмеялась.
— Ясно, что отвалишь. В виде компенсации за утерянную пленку. По моим подсчетам она стоит шестьдесят тысяч долларов, а может, и больше.
— Если ты попытаешься меня шантажировать, я сообщу о тебе в полицию.
Она допила виски и некоторое время вертела в пальцах пустой стакан, посматривая на меня равнодушными глазами.
— Вот что, Джефф. Я ведь сохранила тот револьвер. Полиция в Лос-Анджелесе знает твои приметы. Она разыскивает по подозрению в убийстве человека с полуопущенным веком и шрамом на подбородке. Мне остается только зайти в ближайший участок и заявить, что ты и я — вот те двое, с кем жаждет познакомиться полиция. А если к тому же я преподнесу полицейским револьвер, можешь уже сейчас собираться в камеру для смертников. Нет ничего легче и проще.
— Ну, как сказать. Если даже полиция поверит тебе, а не мне, ты все равно окажешься сообщницей и тоже отправишься в тюрьму. Не забывай об этом.
Римма откинула голову и снова засмеялась резким, неприятным смехом.
— Какой же ты наивный! Ты думаешь, тюрьма меня пугает? Взгляни получше. Что я теряю? Я — конченый человек. Если я и могла когда-то привлечь чье-нибудь внимание, так это было и быльем поросло. Голос? Сейчас я не могу спеть и одной ноты. Я наркоманка, вечно нуждающаяся в деньгах на укол. Что же мне страшиться тюрьмы? Да мне там будет лучше, чем на свободе! — Она наклонилась ко мне, и на ее лице внезапно появилось отвратительное, жестокое выражение. — А вот тебе в тюрьму никак не хочется идти. Ты же потеряешь все, все! Ведь ты же хочешь построить мост, не так ли? Ты по-прежнему хочешь баловаться в постели со своей женушкой, не так ли? Ты хочешь упрочить свое положение в жизни, не так ли? У тебя — все. У меня — ничего. Откажешься выполнить мое требование, Джефф, мы оба сядем в тюрьму. Это не пустая угроза. Не думай, что я пытаюсь тебя запугать. Что в мире лучше денег? Мне они нужны, и я их добуду. Деньги дашь ты, или мы отправляемся в тюрьму.
Я не сводил с нее глаз. Она говорила правду. Терять ей нечего. Она в полном смысле слова находилась на дне. В тюрьме ей и в самом деле будет лучше.
Мне оставалось лишь попытаться запугать ее, хоть я и понимал, что это бесполезно.