James Hadley Chase

Ты найдешь – я расправлюсь

— Тебе везет, Эд, — сказал он, беря предложенную мной сигарету. — Возможно, тебе это неизвестно, но ты ходишь в любимчиках у патрона. Хаммерсток находит твои материалы замечательными. Я скажу тебе кое-что по секрету, только молчок… Сейчас стоит вопрос о том, чтобы подыскать тебе здесь замену, а тебе поручить руководство отделом внешней политики.
— Ну, уж этому-то я не поверю! Ты смеешься надо мной?
— Честное слово! Разве можно шутить такими словами.
Я пытался скрыть свою радость, но не думаю, что мне это удалось. Подумать только — руководить отделом внешней политики в солидной нью-йоркской газете! Это было пределом моих мечтаний, не говоря уже о том, что мое жалованье увеличится чуть ли не в три раза, да и престиж возрастет до небес. Это был один из ответственнейших отделов в «Уэстерн Телеграмм».
— Через несколько дней это будет официально известно здесь. Старик дал согласие. Тебе чертовски везет!
Я с ним согласился.
— Тебе не жалко будет расстаться с Римом?
— Как-нибудь переживу, — ответил я, широко улыбаясь. — Такая работа стоит огорчений.
Максвелл пожал плечами.
— Лично меня такая перспектива не прельстила бы. Очень тяжело работать вблизи от старика. У меня нервы не выдерживают. — Он уселся поглубже в кресло. — Знаешь, поросенок и вправду был хорош. Уверен, мне понравится в Риме. Говорят, что на свете нет равного ему города.
Он взял сигарету, закурил и пустил мне в глаза струю дыма.
— Кстати, как поживает Элен?
Вопрос застал меня врасплох.
— Кто?
— Элен Чалмерс. Как я понял, ты при ней вроде опекуна или няни. Не так ли?
«Осторожнее, — сказал я себе, — опасный поворот».
У Максвелла был нюх на скандальные истории. Если у него появится хоть малейшее подозрение, что между мной и Элен что-то есть, он тут же попытается выяснить все подробности.
— Я был ее нянькой один или два дня, — ответил я самым равнодушным тоном. — А потом я ее практически не видел… Старик поручил мне встретить ее в аэропорту и проводить в отель. Кажется, она занимается в университете… Он резко поднял брови.
— Она — что?
— Учится в университете, на курсе архитектуры.
— Элен??? — Он вытянул шею, недоверчиво глядя на меня, потом неудержимо расхохотался. — Ну, это самая потрясная шутка, которую я когда-нибудь слышал. Элен слушает курс архитектуры!
Он откинулся на спинку кресла и заржал так громко, что на нас стали оглядываться. Я видел, что он не придуривается, а искренне веселится. Но мне было не до веселья. Я медленно закипал и готов уже был отбросить кресло, вскочить на ноги и врезать ему по роже.
Он поймал мой взгляд, видимо, понял, что что-то не так, и попытался взять себя в руки.
— Извини, Эд, но если бы ты знал Элен, как знаю ее я… — И он снова расхохотался.
— Объясни же мне, что в этом ты находишь смешного? — поинтересовался я сухим тоном.
— Да просто не верится, что она сумела так тебя одурачить. Наверное, ты один из всех сотрудников «Уэстерн Телеграмм», кто не знает, что это за штучка.
— Прости, но я тебя не понимаю…
— Значит, ты и вправду мало ее видел. А я думал, что ты должен ей понравиться. Она питает слабость к высоким, сильным и энергичным мужчинам… Только не говори мне, что она явилась в Рим на низких каблуках, в роговых очках и сеточкой на волосах… — Именно так… Но я все равно не врубаюсь. Просвети же меня, Джек.
— Вижу, что тебе меньше повезло, чем я предполагал, или больше… это смотря как видеть. У нас в конторе уже все парни ее знают. Она же знаменита своей распущенностью. Когда стало известно, что она отправляется в Рим, и что старик поручил ее твоим заботам, мы все решили, что твоя песенка спета. Она бросается на всех, на ком надеты брюки. И ты хочешь меня уверить, что она не пыталась тебя соблазнить?
Меня бросило сначала в жар, потом в холод. Но все же я смог сказать довольно безразлично: