— Страшно хочу есть, — не обращая внимания на ее вопрос, произнес Лепски, входя в гостиную.
— Ничего вкусного нет. Я уже поужинала. Лепски сымитировал звук пароходной сирены.
— Я целый день околачиваюсь на работе, а ты мне заявляешь, что нечего жрать!
— Не будь так вульгарен, Лепски. Садись, я что-нибудь тебе приготовлю.
Лепски выпустил пар и, подойдя к жене, положил руки на ее ягодицы.
— В добрый час!
— Руки прочь! Всему свое время! Садись! Лепски снял пиджак, развязал галстук и сел. Через несколько минут Кэрол поставила на стол кастрюлю. Это было что-то, как обычно, несъедобное, но Лепски был страшно голоден. Он перемешал содержимое кастрюли вилкой, вздохнул, потом подцепил кусок пережаренного мяса и положил его на тарелку. Парадоксально, но картошка, морковь и лук были недожаренными. Едва он отрезал первый кусочек мяса, как Кэрол села рядом с ним. Он положил мясо в рот и принялся жевать.
— Я добавила вино и коньяк в это рагу, — сказала она. — Как ты его находишь?
— Без сомнения, съедобным, — стоически ответил Лепски. — Что касается мяса.., козла...
Кэрол насторожилась. Малейшая критика ее кулинарных способностей служила предлогом для ссоры.
— Осторожнее в выражениях, Лепски. Это седло ягненка!
Лепски невозмутимо продолжал жевать.
— Не может быть!
Он попытался отрезать кусок картошки, но она соскользнула с тарелки и упала на пол.
— Лепски! Ты ешь, как свинья! — закричала Кэрол. — С тобой одни неприятности. Ты не хочешь жевать. Нужно резать на мелкие кусочки. Люди, понимающие в еде, едят медленно.
— Где топор, что я тебе купил? — спросил Лепски. — Нужно держать его на столе для разрубания мяса.
Кэрол одарила его убийственным взглядом.
— Сходи к дантисту, Лепски.
Она поднялась, направилась к телевизору и включила его. Лепски тихо застонал и принялся резать мясо на маленькие кусочки.
Как правило, последнее слово всегда оставалось за Кэрол.
Глава 4
Спрятавшись за полуоткрытой дверью гостиной, Амелия Грэг слушала, как Рейнольдс разговаривал с копами.
Амелии Грэг, высокой, крепко сложенной женщине, перевалило за пятьдесят. Волосы у нее были черные. Круглое лицо наштукатурено так сильно, что казалось неживым.
Она вздрогнула, услышав, как один из копов поинтересовался пиджаком с пуговицами в виде мяча для гольфа. Еще раз она вздрогнула, когда Рейнольдс ответил, что отдал его в Армию спасения. Этот пиджак, весь испачканный кровью, сейчас находился в котельной вместе с серыми брюками и туфлями, принадлежащими ее сыну.
Она подошла к застекленной двери и проводила глазами копов, спускавшихся по аллее. Потом прижала руки к груди и тяжело села в большое комфортабельное кресло.
С того времени, как ее муж несколько месяцев назад погиб в автомобильной катастрофе, жизнь ее стала совершенно невыносимой.
С бешенством и изумлением она узнала, что Грэг завещал все свое состояние Криспину. Более того, он особо отметил, что Криспин должен выдавать деньги матери по своему усмотрению.
После несчастного случая нотариус Грэга передал ей конверт, на котором было написано: