— Да.
Хени покачал головой:
— Тот пиджак был коричневый. Я его помню. Это было два или три года назад. Такие пиджаки не скоро забываются.
— Меня интересует голубой пиджак! — прорычал Лепски.
Хени еще немного подумал.
— Нет, голубого я не видел.
— Послушайте, мистер Хени, это очень важно, — сказал Лепски. — Речь идет об убийстве.
— Да, да, конечно... — Хени кивал. — Я не видел голубого пиджака с такими пуговицами. Коричневый, да.., два или три года назад. А голубой.., нет.
— Может, кто-нибудь из вашего персонала...
— У меня нет персонала, — ответил Хени. — Кто его в наше время держит?
«Да здравствует профессия флика!» — подумал раздосадованный Лепски.
— А туфли от Гуччи?
— Что?
— Вы продавали кому-нибудь туфли от Гуччи, не важно — когда?
— Вы говорите об итальянских туфлях?
— Да.
— У меня их никогда не было. Вы хотите пару хороших туфель? Я могу вам показать.
— Прекратите! — зарычал Лепски. — И будьте осторожны, Хени. Я вас предупреждаю, что у вас могут быть неприятности из-за сына, если он будет отдавать вам вещи, предназначенные для Армии спасения.
— Я не волнуюсь за Джо... Он слишком хитер, — уверил его Хени, широко улыбаясь.
Разозленный Лепски вышел из магазина и направился к машине. Он вдруг вспомнил, что должен купить сумочку для Кэрол. Стоя у машины, он стал размышлять.
Где можно купить сумочку в субботу во второй половине дня, черт возьми? Если и было что-нибудь, чего боялся Лепски, — так это хождение по магазинам.
— Привет, мистер Лепски!
Повернув голову, он увидел Карин Стернвуд! И тут же уставился на нее. «Чертовски хорошо сложена эта девчонка», — подумал он.
— Салют, мисс Стернвуд! Как поживаете? Она скривилась.
— Я вышла из конторы, чтобы перекусить. Вы представляете? Мой шеф улетел в Атланту и оставил мне кучу работы. И я занимаюсь ею в субботу! Вы представляете?
— Мистер Брэндон уехал?
— Его тесть при смерти. Он вернется в понедельник. А ваше расследование продвигается?
— Работаем. — У Лепски вдруг возникла идея. — Скажите, пожалуйста, мисс Стернвуд, вы могли бы мне помочь, если у вас, конечно, есть время.
Она заморгала глазами.
«Боже! — подумал Лепски. — Пусть меня повесят, если она не умирает от желания».