Она облизала губы, спросила озадаченно:
— Почему ты так думаешь?
— Потому, что тебя легко обидеть.
— Я никогда не говорила тебе этого.
— Ты очень странная. Всегда настороже и боишься, что тебе причинят зло. Ты всех считаешь своими врагами. Я хочу, чтобы ты видела во мне друга.
— Я не нуждаюсь в друзьях. Я не верю мужчинам. Я слишком много знаю о них.
— Это происходит оттого, что сталкиваешься с самыми отвратительными качествами, какие только есть в них. Так ты не хочешь, чтобы я был твоим другом?
Ева безразлично посмотрела на меня.
— Нет, и хватит городить всякий вздор. Ты никогда ничем не станешь для меня. Я все время твержу тебе это. Почему ты не прекратишь эти пустые разговоры?
Да, все бесполезно. Я снова почувствовал, как во мне растет гнев против этой женщины за то, что она разрушает мои надежды. Если бы я мог хоть чем-нибудь растрогать ее, разбить ее холодность и полнейшее равнодушие, добраться до ее нутра.
— Ты достаточно откровенна со мной, — сказал я, — по крайней мере мне известны мои шансы в отношении тебя, вернее, мне ясно, что у меня нет таковых.
— Интересно, чего ты добиваешься? — спросила Ева. И не только в словах, но и в глазах ее промелькнуло любопытство. — Что скрывается за твоими гладкими фразами? Чего ты хочешь, Клив?
— Тебя, — просто ответил я. — Ты мне нравишься. Ты заинтересовала меня. Я хочу знать, что занимаю какое-то место в твоей жизни. Вот и все.
— Ты — сумасшедший! — раздраженно бросила она. — У тебя, наверное, были сотни женщин. Что ты привязался ко мне?
Да, зачем я привязался к ней? Зачем она мне, когда у меня есть Кэрол? Для чего напрасно терять время и биться головой о каменную стену, когда при каждой встрече я все отчетливее вижу, что Ева никогда не воспримет меня всерьез? Я понимал: бесполезное занятие уговаривать себя не делать того, что с упорством делаешь, задавать вопросы, на которые есть ответы, но которые не устраивают тебя. На все мои разумные доводы против этой продажной женщины имелся один безрассудный контрдовод: я не могу порвать с ней. И вместе с тем, я сознавал, что если не произойдет чего-то, что всколыхнет и перевернет душу Евы, наши отношения всегда будут такими же безнадежными, как и теперь.
— К черту других женщин, — сказал я, останавливаясь у Никабобса. — Они не в счет. Для меня существуешь только ты.
Ева нетерпеливо отмахнулась рукой.
— По-видимому, ты сумасшедший. Я же сказала тебе, что ты ничего не значишь для меня. Не могу же я все время повторять тебе одно и то же. Ты для меня — пустое место и навсегда останешься им.
Я вышел из машины. От долгого сидения затекли ноги. Мне было невыносимо скверно от всего, но я решил все выдержать. Поэтому я любезно открыл для Евы дверцу, заговорил почти спокойно, продолжая наш диалог:
— Хорошо. Тебе незачем тревожиться обо мне. Кроме того, если ты уверена, что абсолютно безразлична ко мне, зачем ты согласилась поехать со мной?
Она сурово посмотрела на меня. Я даже подумал, что зашел слишком далеко и что она повернется и уйдет, оставив меня одного. Но Ева отпарировала с обычным своим смешком:
— Должна же я жить! Не правда ли?
Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица, но я на свою обидчицу даже не взглянул. Мы вошли к Никабобсу и сели за столик, стоящий напротив входа. Все мои сомнения, которые я пытался от себя гнать прочь, вернулись ко мне с этими проклятыми словами: «Должна же я жить! Не правда ли?» Она сносила мое присутствие только потому, что я платил ей за ее терпение. Это были самые бессердечные, грубые и мерзкие слова, которые приходилось мне когда-либо слышать. Для этой потаскушки я был ничем: не лучше и не хуже любого из украдкой посещающих ее мужчин, готовых оплачивать ее услуги. Я впал в прострацию. Как сквозь сон донесся до меня голос Евы. Он возвращал меня снова к ней. Голос был резким и недовольным. Моя спутница с удивлением смотрела на меня.
— Ты намерен что-нибудь заказать или нет?
Я увидел, что у столика стоит официант. Он с любопытством посмотрел на Еву. Дрожащей рукой я взял меню, но мой мозг все еще отказывался повиноваться мне. Кое-как я овладел собой. Мне было совершенно безразлично, что заказывать: теперь еда не доставит мне никакого удовольствия. Я почувствовал себя больным и опустошенным. Оттого, что Ева не проявила ни малейшего интереса к выбору блюд, мне стало еще хуже. Она пожала плечами и сказала:
— Выбери сам, что хочешь… Мне все равно.
Заказав завтрак, я попросил официанта принести бутылку шотландского виски. Мне ужасно хотелось выпить. Пока официант ходил за виски, я и Ева не проронили ни слова.
— Ты ко всему безразлична и очень хладнокровна, малышка, не так ли? — сказал я и налил в стакан изрядное количество виски.
— Ты так думаешь? — со скучающим лицом спросила она.
Да, завтрак не удался! Чтобы исправить положение и вконец не испортить аппетита, надо что-то предпринимать. От Евы этого не дождешься! Она абсолютно пассивна.