- Это может быть неприятным для Малы и для вас?
- Исключительно неприятным.
Дори сделал глоток кофе. Его мозг интенсивно работал, но на лице ничего не выражалось. Кен наблюдал за ним.
- Я не хочу потерять Малу и, в особенности, я не хочу потерять ваши контакты с Прагой, - наконец заявил Дори. - Мы, может быть, сговоримся относительно судьбы Бордингтона...
Наступила долгая пауза, потом Кен спокойно уточнил:
- Единственно полезную вещь, которую мы можем сделать, это ликвидировать его. Как только Малих наложит на него руку, будет уже поздно. Мы будем автоматически «погорелыми», Мала и я.
- Это как раз то, чего нужно избежать. - Дори допил свой кофе. - Это не потому, что мы имеем что-то против него. Он был нам полезен, но он был также щедро оплачен. Нужно, - чтобы это было сделано быстро, не так ли?
- Последний срок-до завтрашнего вечера. - Кен раздавил окурок в пепельнице. - И даже завтра вечером это может быть поздно.
- Мне кажется, у меня есть его адрес. Он все тот же?
- Да.
- Он живет вместе со своей женой?
- Да.
Дори подумал, потом поставил свою пустую чашку. Вид у него был отсутствующий, задумчивый.
- Я сделаю необходимые распоряжения. - Он пристально посмотрел на Кена. Между тем, вам лучше бы это время не показываться в Праге. Есть у вас основания предполагать, что Малих вас подозревает?
- Меня никто не подозревает, - спокойно и убежденно ответил Кен. - Я добрый Дед Мороз, который приносит доллары.
- Не будьте до такой степени уверены. Малих опасен.
- Если вы закроете рот Бордингтону, я ничем не рискую.
Дори утвердительно кивнул.
- Ему его закроют. Теперь посмотрим... заместитель... - Он некоторое время думал. - Есть Жак Латимер. Он знает язык. Уже два года работает для «Интернационал Калкулятор», и я могу без малейших трудностей перевести его в Прагу. Что вы о нем думаете?
Кен налил себе еще кофе.
- Если бы Малиха там не было, я был бы согласен. Латимер хороший агент, но у меня предчувствие, что Малих его унюхает раньше, чем тот успеет устроиться. Ведь будет большая суматоха, и они прекрасно будут знать, что вы захотите заменить Бордингтона. Каждый вновь прибывший будет рассматриваться через лупу.
- Не беспокойтесь об этом. Как вы думаете, вы сможете работать с Латимером?
- Да, конечно.
- Очень хорошо, я займусь этим. - Дори встал. - Спасибо за восхитительный завтрак, Джон. Не делайте ничего до тех пор, пока я не дам вам зеленый свет. Через пятнадцать дней при небольшом везении вы сможете вернуться в Прагу и увидеться с Латимером. Я уверен, что он будет вам намного полезнее, чем был Бордингтон.
Кен пожал ему руку. Он достаточно хорошо знал Дори, чтобы не задавать ему больше никаких вопросов. Если Дори сказал, что сделает необходимое, он это сделает.
Он посмотрел вслед Дори, потом, допив свой кофе, позвонил, чтобы принесли счет.
Алек Бордингтон опустил крышку своего чемодана и нажал на замки. Потом он посмотрел на часы, подошел к окну и через ажурные занавески бросил взгляд на узкую улицу. Коренастый мужчина в коротком черном плаще и мягкой фетровой шляпе по-прежнему стоял, прислонившись к стене, засунув руки в карманы. Он стоял так вот уже четыре часа.
Бордингтон отошел от окна и вытер носовым платком виски, мокрые от пота. Он снова посмотрел на часы. Было без пяти минут десять. Через пять минут появится Сик на урок английского языка. И когда появится Сик, наблюдающий исчезнет. Сик был номером вторым в секретной полиции чехов. Пока он будет находиться в компании с Бордингтоном, бесполезно наблюдателю находиться на своем посту. Он вернется, когда Сик закончит свой урок. Все это Бордингтон знал. Вот уже четыре дня продолжалась эта устрашающая слежка. И это был тот день, в который Бордингтон решил убежать. У него не было больше времени, он чувствовал, что кольцо сжималось. Может быть уже было поздно, он слишком долго ждал. Он инстинктивно чувствовал, что его могут с минуты на минуту задержать.
Но он не был готов. Если бы у него было еще немного времени, он смог бы следовать своему плану. Но он чувствовал, что они больше не станут ждать и захватят его. Ему нужно было бежать и где-нибудь спрятаться.
Он толкнул чемодан под кровать, потом прошел в салон. Высокий и хрупкий, он приближался к пятидесяти, и его вьющиеся черные волосы начали редеть. С его горбатым носом и короткими военными усами он не мог быть никем, кроме англичанина.