Малих посмотрел на часы. Он рассчитывал, что ему понадобится не менее часа после того, как он преодолеет все заграждения, чтобы дойти до второго выхода. Гирланд не сможет проплыть четыре километра менее, чем в два часа, если ему, конечно, вообще удастся. Так что торопиться было нечего. Времени в запасе у него хватало.
Трое мужчин смотрели на солдата, который со сторожевой вышки кидал крюк, привязанный к канату, в сторону ограждения. После трех попыток крюк зацепился за один из металлических столбов, и солдат закрепил канат к раме платформы вышки.
- Ну вот, я могу и отправляться, - сказал Малих. - Он пожал руку командиру, потом повернулся к Смерну. - Это конец Гирланда. Я предупреждал его в последний раз, когда мы с ним виделись, что в следующий раз я убью его.
- Почему ты такой честолюбивый? - спросил Смерн, понизив голос, чтобы командир его не услышал. - Это моя обязанность убить Гирланда... Это я должен идти туда!
- Нет... это персональное дело между мной и Гирландом, - сказал Малих. Он бросил окурок и протянул руку Смерну. - Последи хорошенько за разминированием поля!
Смерн пожал ему руку.
- Желаю удачи!
Он смотрел вслед Малиху, большими шагами направлявшемуся к сторожевой вышке. Потом Малих стал карабкаться по лестнице, ведущей к платформе вышки. Несколько минут спустя он уже висел высоко над головой Смерна. Он сделал ему приветственный жест рукой, потом, не колеблясь ни секунды, схватился за канат и начал свое долгое и изнурительное путешествие по канату при помощи рук и ног. Канат прогнулся под его тяжестью, и Смерн с беспокойством следил за его продвижением. Но Малиху удалось достичь ограждения. Он с силой оттолкнулся от него у упал на австрийской земле.
Потом он поднял руки в виде прощального привета и быстрыми шагами прошел вдоль ограждения на свидание с Гирландом.
Капитан Гуго фон Ротенау, который командовал австрийской пограничной заставой, снял телефонную трубку и попросил соединить его с американским посольством в Вене.
В ожидании соединения, он откинулся в кресле и стал постукивать карандашом по бювару. Фон Ротенау было около тридцати восьми лет. Он был высокого роста блондин аристократического вида. Он испытывал лютую злобу к коммунистам и безграничное преклонение перед американским образом жизни. С фанатическим рвением он старался вырвать у коммунистов всех беглецов, которые пытались пересечь границу.
Ему сообщили, что соединили с американским посольством. Накануне он был предупрежден Франком Говардом, агентом ЦРУ в Вене, что один американский агент, может быть, попытается пересечь границу, и что он будет ему очень благодарен, если фон Ротенау будет держать его в курсе того, что произойдет. Говард, с которым он был в хороших отношениях, не сообщил ему никаких подробностей, но все же намекнул, что дело идет о чем-то чрезвычайно важном. Говард подошел к аппарату.
- Была попытка пересечь границу, - сказал ему фон Ротенау.
- Боюсь, что она сорвалась. Зарегистрированы взрывы мин и стрельба из автоматов. Я немедленно отправлюсь на границу и сразу же позвоню вам, когда получу более подробные сведения. Но не рассчитывайте получить новости ранее, чем через два часа.
- Я буду находиться поблизости от телефона, - сказал Говард. - Спасибо, Гуго. Это важное дело Можете вы мне указать, в каком секторе границы была сделана попытка?
- Дивизион шестнадцать, отделение два, - ответил фон Ротенау.
- Хорошо... Буду ждать вашего звонка.
Судорожное напряжение царило в течение тридцати шести часов в американском посольстве в Париже.
Новости с подробностями о смерти Брикмана, наконец, дошли до Дори. Из американского посольства в Праге ему послали шифрованную депешу. Новость была краткой и неприятной. Брикман был убит. Предполагалось, что Гирланд, Бордингтон и Мала Рейд попытаются пересечь австрийскую границу. И была полная уверенность в том, что Малих и Смерн преследуют их.
Дори, страшно бледный, с черными кругами под глазами, передал расшифрованную телеграмму О'Халлагану.
О'Халлаган прочел телеграмму и положил ее на стол.
- Ведь мы не знаем, имеет Гирланд при себе документ или нет, не так ли? - сказал он. Он потер верхнюю губу. - Я о нем не беспокоюсь. Я готов держать пари на что угодно за него, против Малиха и Смерна.
Дори снял очки и стал их протирать. У него это всегда было признаком замешательства.
- Теперь это продолжается уже три дня... Как вы, думаете, мне уже нужно сигнализировать, что я потерял документ?
- Нет. Если он потерян, он потерян. Но существует возможность, что Гирланд привезет его к вам. Не торопитесь заранее перерезать себе горло! Дори на некоторое время погрузился в размышления, потом согласился.
- Согласен. В сущности, Латимер приехал туда - это уже кое-что. Это составляло часть программы, Тим, - добавил он, видя, что лицо О'Халлагана выразило неподдельное изумление. - Малих был так занят Гирландом, что я воспользовался этим, чтобы послать Латимера туда вчера утром. Я знаю, что он не встретился ни с малейшей трудностью. Так что я не полностью завалил операцию.
О'Халлаган издал глухое ворчание - Гирланд может предавать меня как ему угодно, - с горечью продолжал Дори. - Если документ у него и его поймает Малих, он отдаст его, чтобы спасти свою жизнь. У него нет ни малейшего признака совести... никаких принципов. А почему бы ему и не сделать этого - спокойно спросил О'Халлаган. - Разве мы когда-нибудь что-нибудь сделали для того, чтобы он остался верен нам? Дори выпрямился и пристально посмотрел на О'Халлагана, но так как возразить ему было нечего, он молчал, а О'Халлаган продолжал:
- Я отправлюсь в Вену. Я уже предупредил Говарда. По его словам, у него есть отличный парень на границе, который поможет нам в чем только сможет.
- Очень хорошо, Тим, - сказал Дори. - Мне необходимо вернуть этот ультрасекретный документ, мне нет необходимости говорить вам об этом... Я рассчитываю на вас.
- Если его можно будет вернуть, он будет возвращен, - обещал О'Халлаган и вышел из комнаты.