Вейдман, сославшись на то, что не хочет есть, заказал лишь закуску, состоящую из салата, копченого лосося и спаржи. Петтерсон заказал то же самое.
Пока накрывали на стол, Петтерсон вел разговор о курсе акций и тому подобном. Лишь когда официант ушел, он перевел разговор на миссис Морели-Джонсон.
— Я беспокоюсь о старой леди, — сказал Петтерсон.
Вейдман съел кусочек рыбы, потом второй и глянул на Петтерсона.
— Почему?
— Мне не хочется огорчать вас, Эйб, но она опять хочет изменить завещание.
Рука с вилкой застыла в воздухе.
— Изменить завещание?
— Она решила вернуться к первоначальному варианту.
Вейдман резко выпрямился. Его маленькие глазки расширились в испуге.
— К старому варианту? — хрипло сказал он. — Ты хочешь сказать, что...
— Боюсь, что так. — Петтерсон избегал взгляда Вейдмана. — Я был у нее вчера. Она сказала, что все-таки оставит Пикассо музею. Дескать надо оставить память о муже в этом городе.
Вейдман отложил вилку. На его толстом лице читались неприкрытое огорчение и даже страх.
— Я должен принести ей старое завещание. Она внесет туда небольшую поправку: хочет оставить своей новой помощнице, мисс Олдхилл, небольшую сумму. Она приказала мне уничтожить новое завещание... в котором речь шла о картинах Пикассо.
— Черт возьми! — вырвалось у Вейдмана. — Так я не получу Пикассо?
Официант открыл дверь кабинета и вопросительно глянул на клиентов.
— Эйб... Я хорошо знаю старую леди. Она немного эксцентрична, но хороший человек. Возможно, она еще передумает. В три часа я должен быть у нее. Новое завещание я еще не уничтожил. Хочу оставить ей время на обдумывание. Ведь я хорошо знаю, сколько ты сделал ей добра. Если кто и заслуживает эти картины, так это ты.
Вейдман потер подбородок.
— Старуха! От нее действительно можно ожидать все, что угодно. Я... — он замолчал и безнадежно развел руками.
— У меня есть кое-какое влияние на нее. — Петтерсон наклонился и посмотрел на Вейдмана. — Нужно выиграть время. Может быть, мне все же удастся ее уговорить, и она переменит решение. Если ты мне поможешь, я постараюсь это сделать.
Вейдман испытующе глянул на Петтерсона.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Сегодня пятница. Я скажу ей, что ты уехал в Нью-Йорк и пробудешь там до понедельника. Таким образом я выиграю время. Старая леди хотела сразу позвонить тебе, чтобы ты пришел и внес соответствующее дополнение. Правда, я поступил нечестно в отношении нее, но, думаю, ты простишь меня за вольность. Тем более, что я искренне хочу, чтобы картины Пикассо находились у тебя. Что музей! Но если ты скажешь, что я поступил необдуманно, тогда я возьму вину на себя.
Вейдман открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал. Он никак не мог примириться с мыслью, что три чудесные картины Пикассо будут висеть в музее.
Петтерсон между тем продолжал:
— Возможно, она позвонит в твой офис. Лай мне немного времени, Эйб, и я устрою все, как нужно.
Вейдман не знал, что и делать, но чувство долга победило.
— Мы не должны этого делать, Крис. Я, конечно, хочу помочь тебе, но не хочу быть замешанным в этом деле.
— О'кей. — Петтерсон пожал плечами. — Но я сказал ей, что ты в Нью-Йорке. Неужели ты меня подведешь?
Вейдман беспокойно заерзал в кресле.