Макс низко поклонился Энн.
— Я буду безутешен всю жизнь, — шутливо проговорил он.
— Довольно, — резко оборвал он Макса. — Маркиза ты будешь изображать в другой раз. Ты ничего не слышал о стрельбе на Чейн-уолк?
— Еще бы! — улыбнулся Макс. — Об этом только и говорят в клубе!
— Что там произошло?
— А ты не знаешь? Нет, серьезно?.. — Макс с удивлением смотрел на него. — Я думал, ты был главным героем этого спектакля.
— Так что там произошло? — нетерпеливо повторил Корридон.
— Это были те трое, что прихлопнули фликов в отеле Энфилд! — Макс не скрывал своего восхищения. — Полиция получила сведения, что их можно найти в студии на Чейн-уолк. Флики окружили дом. Однорукий задержал полицейских, пока те двое спасались через черный ход. Пальба была отчаянной. Хотелось бы там поприсутствовать... Давненько такого не бывало! Похоже на перестрелку на Сидней-стрит. Хотя ты этого не помнишь, ты был ещё младенцем...
— Оставь в покое Сидней-стрит! Так им удалось бежать?
— Да, двоим... Однорукого пристрелили. А жаль! Судя по всему, это был отчаянный парень. — Макс печально покачал головой. — Другой набросился с ножом на флика, караулившего черный ход, убил его и умудрился ранить ещё одного. Кажется, и сам при этом был ранен, но, может, это выдумка фликов. Во всяком случае, двое скрылись.
Корридон и Энн переглянулись.
— Хорошо, Макс, это все, что я хотел знать. Ни слова обо мне, понятно? Особенно этому пройдохе Цани!
— Я не скажу ни слова. — Он внимательно посмотрел на Корридона. — Ходят слухи, что ты как-то связан с теми тремя... Это правда?
— Сейчас не время для расспросов, — взгляд Корридона стал жестким.
— Понятно. Я хотел предупредить тебя... Полиция полна решимости поймать ту парочку. Все флики страны подняты на ноги. Будь осторожен.
— Буду. — Корридон вытащил два билета по пять фунтов. — Возьми, купи себе галстук.
Тонкие пальцы Макса ловко поймали билеты.
— Мне просто позарез нужен новый галстук, — согласился он. — Во всяком случае, спасибо. Это все, что я могу сделать для тебя?
Корридон кивнул.
— До скорого, Макс, — сказал он.
Пианист снова склонился перед Энн.
— Дорогая мисс, надеюсь, когда мы с вами снова увидимся, обстоятельства будут более благоприятными.
И он ушел так же тихо, как и появился.
* * *
С потолка часовни свисала одинокая электрическая лампочка, слабо освещая лавку в середине помещения. Две восковые свечи горели по обеим сторонам алтаря, и большое серебряное распятие отражало их тусклый свет. В часовню вошла старая дама и села в глубине помещения, закрыв лицо руками. Ее громкое астматическое дыхание доносилось до женщины и мужчины, устроившихся на одной из лавок в тени. Они терпеливо дожидались, пока старая дама уйдет, но та не торопилась. Она вошла как раз в тот момент, когда Жан пытался снять плащ. Башмаки дамы заскрипели, он замер. Она села позади них, слева. Никого не замечая вокруг, она страстно молилась. Жан заскрипел зубами. Он пытался остановить кровь, которая, вытекая из раны, уже пропитала рубашку и капала на светлую скамью и пол часовни. Он старался не делать лишних движений, чтобы не привлечь внимания молящейся. Полиция снаружи обыскивала все дома подряд, и крик дамы, несомненно, привлек бы внимание...
Жанна сидела рядом, бездумно глядя на сверкавшее распятие и совершенно не беспокоясь о самочувствии раненого. Ее равнодушие приводило Жана в ярость и отчаяние. Им с таким трудом удалось ускользнуть! А Жанне все нипочем... Она была как манекен, который он толкал, тянул, тащил, — обуза, а не помощница. Похоже, она даже не сознавала грозящей им опасности. Он до сих пор не мог поверить, что они улизнули. Были мгновения, когда казалось, что все пропало. Один из агентов настиг их и уже, наставив пистолет, собрался свистнуть, чтобы созвать других, когда Жан метнул нож ему в живот. В темноте прозвучал выстрел, и Жан почувствовал, как обожгло руку. Но он не выпустил Жанну, а продолжал толкать её перед собой, скрипя зубами от боли и используя каждую лазейку, каждое прикрытие, чтобы ускользнуть от полицейских.
В тот момент, когда силы совсем оставили Жана и он почувствовал, что теряет сознание, в темноте возникла эта часовня. Втащив сюда Жанну, он затаился у входа с ножом в руках, ожидая появления полицейских. Но флики пробежали мимо, нарушая тишину ночи пронзительными свистками, уверенные, что дичь не уйдет от них... И только тогда Жан почувствовал — он ослаб: кровь ручьем лила из раны, голова горела, гул в ушах мешал различать уличные звуки...
Он затянул Жанну внутрь и посадил на лавку. Несколько минут он лежал без сознания. Он не чувствовал ни боли, ни страха... Но едва только пришел в себя, как снова вернулось ощущение опасности. Он понял, что может рассчитывать только на себя. Жанна сидела, тупо уставясь перед собой, рот её дергался, пальцы нервно теребили виски. Он оглянулся, дрожа от страха.