Его поцелуи были неумелы, но Жаннетт страстно отвечала на них. Они стояли, прижавшись друг к другу, и пальцы Жаннетт нежно гладили его шею и ворошили его волосы. Потом она вдруг вырвалась, тяжело дыша.
— Мы не должны этого делать, прошу тебя, Джой.
— Почему? — спросил он. — Ведь я люблю тебя.
Эти слова показались ему до ужаса банальными. Во всех фильмах его отца рано или поздно герой говорил с экрана: «Я люблю тебя!» — дешевый жаргон коммерческого кино.
Она посмотрела на него через плечо.
— Я так мало знаю тебя. Ты ведь для меня совсем чужой. Я только не понимаю, почему испытываю к тебе такие чувства. Мы недавно знаем друг друга, а уже говорим о любви.
— Понимаю. — Он с беспокойством посмотрел на неё и опустил руки. — У меня все иначе. Я был одинок. Теперь я нашел тебя и больше не чувствую себя одиноким.
Она, повернувшись, улыбнулась ему.
— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Он посмотрел на неё и увидел, как блестят её глаза и как тяжело она дышит. Ему самому трудно было справиться со своим волнением. Он вышел из кухни в темноту бара и поднял с пола свой рюкзак. Проходя мимо, он запер за собой дверь, остановился и стал наблюдать за Жаннетт. Она зажгла свет; увидев выражение её глаз, он понял, что должно произойти, и заколебался. В одинокой жизни Джоя не было сексуального опыта. Теперь же, когда он увидел, что Жаннетт готова предложить ему себя, его нервы дрогнули. Он вдруг вспомнил об убитой им девушке и впервые подумал о содеянном. Возбуждение от убийства, проверка своей сообразительности и находчивости таким путем — все это показалось ему сейчас смешным и жалким. То, что теперь предлагала ему Жаннетт, действительно было стоящей вещью в глазах мужчины. Он вдруг совершенно отчетливо полностью осознал это и пожалел о содеянном; он понял, что никогда уже не сможет жить спокойно. Всегда ему будет чудиться шум погони за спиной.
— Это наверху, — сказала Жаннетт.
Он смотрел, как она поднимается наверх, и остро чувствовал её тело под облегающей блузкой и грубыми джинсами. С рюкзаком в руках, он последовал за ней вверх по лестнице к двери, выходящей на площадку. Жаннетт уже поднялась, зашла в комнату, зажгла свет и улыбнулась ему.
— Это, конечно, не бог весть какое шикарное жилище, но зато чисто и постель удобная.
Он оглядел небольшую, но очень чистенькую комнату с кроватью, узким ковриком, комодом и пейзажем Каннского залива над кроватью.
— Чудесно, — сказал он, — лучшего и желать нельзя.
Он бросил рюкзак на пол, подошел и посмотрел в окно, потом оглянулся, и они посмотрели друг на друга. Жаннетт вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
— Джой, я знаю, что не должна так поступать, но ничего не могу с собой поделать... Я так люблю тебя. Прошу тебя, будь добр ко мне.
— Добр? — его дыхание участилось, и сердце забилось сильней. — Конечно. — Он обнял её и прижал к себе.
— Тебе не нужно бояться, Жаннетт. — Он прижался к её лицу. — Ты для меня всегда будешь святыней.
Джоя разбудил яркий солнечный свет, проникший в комнату через жалюзи. Он приподнял голову и обвел взглядом незнакомую ему комнату. Секунду он никак не мог сообразить, где находится, но потом вдруг увидел рядом с собой на подушке голову Жаннетт и все вспомнил. Он облегченно вздохнул. Он лежал неподвижно, глядя в потолок и прислушиваясь к доносившимся с улицы звукам. Потом он лениво взял часы, лежавшие на столике рядом с кроватью, и взглянул на них. Было шесть часов двадцать пять минут. Его мозг постепенно начал работать. К этому времени полиция, наверняка, знала, что он убил Люсиль Бало, и его уже ищут. Вероятно, в утренних газетах появится описание его внешности. Откинувшись, он обнял сонную Жаннетт и привлек её к себе. Самое лучшее для него — это отсидеться в этой комнате, пока все утихнет. Здесь он будет в полной безопасности. Затем, когда он убедится, что все утихло, он исчезнет однажды ночью и уедет в Париж. Однако этот план имел и свои слабые места. Жаннетт могла увидеть газеты и сразу же опознать его. Как она в таком случае прореагирует на это?
Он посмотрел на нее. Жаннетт открыла глаза и сонно улыбнулась ему.
— Который час, Джой? — спросила она.
— Половина седьмого.
Она удовлетворенно вздохнула и посмотрела на него.
— Почему ты так рано поднялся? Мы же можем не вставать до девяти часов, — сказала она и поцеловала его в шею. — Я так счастлива.
Он лежал неподвижно, обнимая её, и через несколько минут по её легкому дыханию он понял, что она спокойно уснула.
«Я так счастлива...»
Он вспомнил, как затянул петлю на шее Люсиль Бало, и его кольнуло раскаяние. Зачем он это сделал? Нет, совсем не со скуки, как он тогда сказал Софи, чтобы как-то оправдаться, и совсем не для того, чтобы проверить свою находчивость и хладнокровие. Ему пришлось признать, что он убил девушку по какому-то, даже для него не понятному внутреннему побуждению. Какая-то внутренняя сила заставляла его: «Иди и убей!» И он был не в силах противиться ей. Неужели это именно то, что люди называют безумием? Однако сейчас, лежа в постели рядом с Жаннетт и чувствуя у себя на шее её дыхание, он чувствовал себя вполне нормальным и здоровым, как и любой другой человек в мире. Он представил себе ту деятельность, которую развила сейчас каннская полиция. Достаточно только одного промаха с его стороны, и его немедленно схватят. «Виноват, но признан невменяемым...» Что его ждет, если присяжные вынесут такой приговор?!
Не в силах больше лежать, он осторожно откинул простыню и поднялся. Подойдя к окну, он несколько приподнял жалюзи и посмотрел на залитую ярким солнцем улицу. Люди шли по своим делам. Джой взглянул на отель «Лазурный берег».
У входа стоял жандарм, а чуть поодаль — полицейская машина, с антенной, тянущейся к небу. Это зрелище нагнало на Джоя тоску. Он стоял неподвижно, не в силах оторвать глаз от жандарма — этого символа грядущей его гибели.