— Джой... что у тебя с рукой?
Он вздрогнул и быстро оглянулся. Жаннетт смотрела на него, отбросив простыню. Она лежала обнаженная и была так хороша, что у него заколотилось сердце.
— С рукой? Ничего... — Он отошел от окна.
— Но у тебя... посмотрел бы.
Он взглянул на три длинные глубокие царапины от ногтей Люсиль Бало.
— Ах, это... — он пожал плечами. — Ничего страшного. Я оцарапался о гвозди.
— Это больно?
Его обрадовала её заботливость. До сих пор никто не интересовался, больно ему или нет.
— Не беспокойся, пройдет, — утешил он её.
Он подошел, сел на кровать и прижался к её губам. Она слегка вздрогнула, но прижала его к себе.
— Бедный, бедный Джой...
Она вдруг почувствовала подступающие к глазам слезы и схватила его в объятия. Джой тоже обнял её и бурно, неистово и любовно овладел ею.
Когда он снова проснулся в восемь часов утра, Жаннетт уже не было в постели. Он вскочил, вне себя от охватившей его тревоги. Метнувшись к столу, он начал искать в брюках свой револьвер. В это время открылась дверь и в комнату вошла Жаннетт с подносом в руках. Она была в джинсах и в белой кофточке. Она улыбнулась, но увидела выражение лица Джоя, и улыбка медленно сползла с её лица.
— Что случилось, Джой?
Он постарался взять себя в руки.
— Ничего. Просто я проснулся и, увидев, что тебя нет, испугался.
Он стал надевать брюки.
— Ты уже приготовила завтрак? Я страшно голоден.
Они уселись на кровати и стали завтракать.
Вдруг Жаннетт сказала:
— Джой, я даже не знаю, чем ты занимаешься, если не считать того, что это имеет какое-то отношение к кино.
— Я занимаюсь рекламой, — сказал он. — Это, конечно, не бог весть какая работа.
— А сегодня ты занят?
— Нет, моя работа закончена. Теперь мне придется ехать в Венецию.
— А ты вернешься? — спросила она, наливая кофе в чашки, и он увидел, что рука её заметно дрожит.
— Не знаю, но ты хочешь поехать со мной в Венецию?
Она покачала головой.
— Очень хочу, но не могу. Я не имею права бросать отца.
Он вдруг сказал, хотя и знал, что это неосуществимо:
— Мы можем пожениться.