— Тогда отправляемся в участок.
В глазах Риммы снова вспыхнула ненависть. Помедлив, она нехотя поставила свою подпись.
— Так-то лучше, — сказал я, пряча документ в карман. — Сегодня вечером мы пойдем в «Голубую розу». Ты будешь петь, как еще не пела никогда, получишь ангажемент на семьдесят пять долларов в неделю. Из этих денег я возьму десять процентов плюс свои тридцать долларов. В дальнейшем, крошка, тебе сначала придется отработать все то, что я потрачу на тебя, а уж потом ты будешь зарабатывать и на себя.
— А я говорю, что не смогу зарабатывать пением, вот увидишь.
— А я спрашиваю: почему? С таким голосом будешь грести деньги лопатой.
Римма закурила и жадно втянула дым. Я заметил, что она как-то сразу раскисла и обмякла, словно у нее вынули позвоночник.
— Хорошо. Я сделаю по-твоему.
— А что ты наденешь?
С явным усилием она поднялась со стула и открыла гардероб. У нее оказалось только одно платье, да и то не из блестящих. Впрочем, я знал, что в «Голубой розе» предпочитают не слишком яркое освещение; платье сойдет, тем более, что другого не было.
— Мне бы поесть, — сказала Римма, вновь тяжело опускаясь на стул. — Весь день я ничего не ела.
— У тебя одно на уме. Поешь, когда получишь работу. Что ты сделала с деньгами, которые украла у меня?
Римма молча смотрела на меня некоторое время.
— Прожила. На что-то же я должна была жить!
— Разве ты нигде не работаешь?
— Иногда.
— Что ты намерена спеть сегодня? Пожалуй, «Тело и душа» лучше всего подойдет для начала. А на бис?
— Ты уверен, что мне придется петь на бис? — спросила Римма с кислым выражением.
Я с трудом удерживал себя, чтобы не ударить ее.
— Мы исполним старые мелодии. Ты знаешь «Не могу забыть того парня»?
— Знаю.
«Ну и чудесно. Все обалдеют, когда услышат эту песню в исполнении певицы с голосом, похожим на серебряный колокольчик».
— Ну и чудесно! — повторил я вслух и взглянул на часы. Было около четверти восьмого. — Я скоро вернусь, а ты переодевайся. Встретимся через час.
Я подошел к двери и вынул ключ.
— Вот что, крошка. Чтобы тебя не соблазняла мысль о бегстве, я тебя закрою.
— Я и так никуда не убегу.
— Вот об этом я и забочусь.
Я вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ.
Вручив Расти неоновую вывеску, я предупредил его, что сегодня вечером не приду в бар.
Расти как-то чересчур уж пристально посмотрел на меня.
— Знаешь, Джефф, — сказал он, смущенно почесывая затылок, — пора нам поговорить с тобой. Мои постоянные посетители не очень-то разбираются в твоих музыкальных способностях. Я не могу платить тебе тридцать долларов в неделю. Пора бы тебе взяться за ум и отправиться домой. Все-таки ты ведешь здесь бесполезную жизнь. Одним словом, я больше не могу держать тебя. Приобретаю радиолу-автомат. Ты работаешь последнюю неделю.