О'Халлаген с удовлетворением увидел, что Дорн сидит с непроницаемым лицом.
— Кто еще получил аналогичное сообщение?
— Посольство Великобритании, Швеции, да еще редакция журнала «Франс Матен».
Дорн недовольно скривился. Он терпеть не мог этот еженедельник, любивший поживиться всяким грязным или скандальным делом.
— Значит, Управление передало заявление прессе?
— Нет, я успел их вовремя остановить.
— Тем не менее «Франс Матен» все же получил это сообщение.
— Да. Этого, к сожалению, я предотвратить не смог. Вот их пятичасовый выпуск. Посмотрите на второй странице… «Знаете ли вы эту даму?» — прочел Дорн под очень плохим снимком. На нем была изображена женщина лет двадцати-тридцати. Но как ни плохо был сделан снимок, он все же не мог скрыть красоту этой женщины. Следовавший под фото текст был очень краток: «На теле этой дамы вытатуированы три китайских иероглифа, к настоящему моменту еще не переведенные».
Дорн нахмурил брови.
— Как же этим шакалам удалось наложить свою грязную лапу на эту информацию?
О'Халлаген пожал плечами.
— А как шакалам удается учуять запах падали, находящейся от них на расстоянии в тридцать километров?
Дорн откинулся на спинку кресла и задумался.
— Все это, как мне кажется, не имеет особого значения, — сказал он медленно. — Кругом такое множество женщин… Хм!… И однако, китайские иероглифы… Нет, все-таки, вероятность совпадения очень велика… Тим, я думаю, что это действительно серьезное дело. Очень серьезное… Но если мы и ошибемся, то ничего не потеряем. А вдруг эта девица действительно любовница Кунга!… Какие вы приняли меры?
— Вы имеете в виду все меры предосторожности? — спросил О'Халлаген, устраиваясь поудобнее в кресле. — Так получилось, что сейчас в американском госпитале находится на обследовании генерал Вейнрайт. Я воспользовался этим предлогом, чтобы поставить на этаже, где он находится, часового… а даму поместил в соседнюю с ним палату. За ней установлено самое тщательное наблюдение. Я лично разговаривал с доктором Форрестером. Это надежный и не раз проверенный человек. Я сказал ему, что эта блондинка, возможно, замешана в деле, представляющем интерес для ЦРУ, и поэтому никакие визитеры к ней не допускаются, а из медицинского персонала ее должна обслуживать только одна медицинская сестра, по его выбору. Мой человек следит за выполнением этого распоряжения.
— Хорошая работа, Тим, ничего не скажешь. Я сам займусь теперь этим делом. Наша первая задача прочесть эти иероглифы. Если же вдруг окажется, что эта дама действительно была любовницей Кунга, она будет представлять для нас очень большой интерес… Ну, а теперь всего хорошего, Тим. Я сам обо всем позабочусь и обо всем распоряжусь.
Быстрым движением О'Халлаген поднялся с кресла.
— Возможно, мы зря потеряем время.
— О, это совсем не так, — ответил Дорн, улыбаясь. — Идите и занимайтесь своим делом, а я со своей стороны тоже буду действовать.
После ухода капитана Дорн некоторое время пребывал в задумчивости, потом кивнул головой, как бы соглашаясь со своими мыслями, и снял телефонную трубку.
«Башня неба» — крошечный ресторанчик, спрятавшийся в одном из грязных двориков на улице Ренне. Несмотря на свою неприглядность, он славился лучшей китайской кухней в Париже. Он не фигурировал ни в одном справочнике или путеводителе по Парижу. Если же сюда по какой-либо случайности и забредал турист, ему с обезоруживающей улыбкой сообщали, что, к сожалению, все столики заняты. «Башня неба» предназначалась исключительно для завсегдатаев.
В то время, как Дорн беседовал с О'Халлагеном, Чунг By, владелец этого ресторана, следил за официантками, которые обслуживали два десятка постоянных посетителей, сидевших за столиками, отделенными друг от друга соломенными ширмами. Приглушенные голоса клиентов и звуки музыки сливались в обычный шум, без которого любой китаец чувствовал бы себя печальным и покинутым.
Зазвонил телефон. Чунг By поднял трубку, некоторое время слушал, потом произнес несколько слов на кантонском диалекте, поставил аппарат на кассу и подошел к столику, за которым завтракал Саду Митчелл. Чунг By склонил голову перед клиентом, потом повернулся, чтобы приветствовать сидящую с ним вьетнамочку.
— Тысяча извинений, месье… вас к телефону… Что-то срочное, — произнес он на ужасном французском языке.
Саду выругался сквозь зубы, бросил палочки для еды и последовал за хозяином ресторана. Это был молодой человек высокого роста, худощавый, элегантно одетый, с узким лицом. Его черные волосы были зачесаны назад, а миндалевидные глаза цветом напоминали агат.
Саду был плодом любви американского бизнесмена и китаянки. Ни китаец, ни американец, с самого рождения обремененный разнообразными комплексами, он ненавидел Штаты, как своего личного врага.
Вот уже десять лет, как Саду совсем неплохо устроил личную жизнь, открыв маленький магазинчик на улице Риволи. Он продавал американским туристам изделия из нефрита и старинную китайскую мебель. Но Саду и дня не мог прожить без женщин. Их у него было очень много, а последний год он жил с вьетнамкой по имени Жемчужина Куо. Его совершенно пленила красота этой девушки. Как заявил некий китаец, ненависть Саду к Штатам не шла ни в какое сравнение с тем, какую ненависть испытывала к этой стране Жемчужина Куо.
Самолеты с белыми звездами убили всю ее семью и разрушили дом во Вьетнаме. Девушка совершенно случайно не разделила судьбу семьи и укрылась в Ханое, где поступила на службу к китайцам. Именно они через полгода отправили ее в Париж.
Благодаря своему магазинчику Саду имел неисчерпаемые возможности собирать разнообразную информацию, исходящую из уст американских туристов. Неосторожность этих людей была поистине невероятной. Они говорили где угодно и о чем угодно, как будто их никто не мог понять.
В задачу Жемчужины Куо входило соблазнить Саду, чтобы потом заставить работать на китайцев. Митчелл согласился снабжать сведениями китайцев отчасти потому, чтобы нанести вред американскому престижу, а отчасти из удовольствия насолить отцу. Но он не учел только одного: сунув палец в пасть дракона, он рисковал лишиться всей руки.