Лицо полковника помрачнело.
— Она не посмела бы! Если она наврала мне, я разрежу ее на куски. — Он схватил Нхан за руку и потряс ее: — Слушай меня, — прорычал полковник, — ты лжешь? Тебе лучше сказать правду. Если я выясню, что ты солгала, ты раскаешься в этом.
Нхан едва покачала головой. Она заставила себя произнести дрожащим голосом:
— Это правда. Он в Далате.
Полковник оттолкнул маленького человечка.
— Она не врет, — сказал он. — Она понимает, что делает. Она была глупа, когда так долго сопротивлялась. — Он направился к двери, затем остановился, посмотрел на двух маленьких человечков. — Дайте ей воды, и пусть она отдохнет. Погасите свет. Я вернусь примерно через десять часов. Тогда я решу, что с ней делать.
Нхан судорожно зарыдала. Десять часов! Десять часов отдыха и шестнадцать часов пытки — выдержит ли она?
Вернувшись в свой кабинет, полковник велел Лам Фану позвать инспектора Нгок Лина.
— Он поедет со мной в Далат, — сказал полковник. — Когда мы убьем американца и я возьму бриллианты, я устраню инспектора. Американец застрелит его, и, пытаясь защитить инспектора, я должен буду убить американца.
— Вы можете не найти его там, — сказал Лам Фан. — Я все-таки думаю, что она наврала.
— Он там, — прорычал полковник. — Меня раздражает твой пессимизм. Она не наврала.
Лам Фан поклонился. Он не был согласен. Он пошел за инспектором.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
1
Понадобилось пять часов трудной езды, чтобы добраться в Далат. Дорога была плохая, и, хотя полковник беспрестанно понуждал инспектора ехать быстрее, темнота и неровности покрытия создавали немалые трудности.
Они прибыли на железнодорожную станцию в Далате к двум часам ночи. Им не составило большого труда убедиться (на это ушло немногим более получаса), что возле вокзала нету дома с красной крышей и желтыми воротами.
Неистовая ярость, овладевшая полковником, когда он понял, что Нхан обманула его, заставила инспектора держаться от него на почтительном расстоянии. К счастью для Нхан, безумный гнев лишил полковника способности мыслить. Его единственным желанием было как можно скорее возвратиться в Сайгон и схватить собственными руками ту женщину, которая осмелилась послать его на охоту за диким гусем. Если бы он немного подумал, он бы отправился в полицейский участок, позвонил бы Лам Фану и велел ему немедленно возобновить пытку, но он утратил способность соображать.
Он забрался в машину и, пронзительно закричав на инспектора, велел ему возвращаться в Сайгон. Инспектор ехал быстро, как только мог, но эта скорость показалась полковнику недостаточной. Неожиданно он приказал ему остановиться и убираться с водительского сиденья. Он сам сел за руль, и следующие двадцать миль инспектор сидел, оцепенев от страха, когда автомобиль, развив грозящую катастрофой скорость, бешено скрипел на поворотах.
Вскоре случилось несчастье. На выходе из крутого поворота с невероятной скоростью автомобиль неожиданно занесло, шина лопнула, и машина врезалась в гору. Обоих мужчин сильно тряхнуло, но никто из них не был ранен. Через несколько минут они пришли в себя. После осмотра они выяснили, что машина полностью разбита, починить ее невозможно.
Авария произошла на пустынном участке дороги. Инспектор знал, что ранним утром здесь нет никаких шансов встретить машину. Ближайший полицейский участок находится на расстоянии тридцати миль. Ничего не оставалось делать, как сидеть на обочине в ожидании, когда пройдет первая машина из Далата.
Они прождали семь часов, прежде чем увидели старенький полуразвалившийся «ситроен», который, пыхтя, тащился вверх по горной дороге. За рулем сидел китаец-крестьянин. Уже было десять часов, палящее солнце делало долгое ожидание нестерпимым.
Пока они ожидали, полковник не вымолвил ни единого слова. Он сидел на огромном камне, курил сигарету за сигаретой его жесткое желтое лицо имело такое выражение, от которого стыла кровь в жилах инспектора.
Им понадобилось еще два часа, чтобы доползти в пыхтящем «ситроене» до полицейского участка. Инспектор по телефону велел немедленно выслать самый быстрый автомобиль.
Полковник не дал Лам Фану никаких указаний. Он теперь желал лично заняться Нхан. Больше ничто не могло бы удовлетворить кипевшую в нем болезненную ярость.
Он прибыл в Управление службы безопасности в половине второго. Он отпустил инспектора, прошел в свою квартиру, где принял душ, переменил одежду и велел подать ленч. Клокотавшая в нем ярость и выражение его лица ужасали слуг.
Лам Фан, услышав о возвращении хозяина, вошел в комнату, когда полковник ел ленч.